Урок 17. Переводчики и лингвисты

Хотя работу по переводу Библии, наряду с медицинским служением, можно рассматривать как характерную для XX в. специализацию, она все же имеет глубокие корни в ранней истории христианской церкви. По мере распространения Евангелия в средиземноморском мире, переводы Писаний возникали на сирийском, грузинском, коптском, готском, славянском и латинском языках. К середине XV в. уже существовало более тридцати переводов Библии. За следующие три столетия были сделаны другие переводы Библии на самые разные языки, и этот труд приобрел новое значение с развитием Возрождения и Реформации. Тексты Библии появились почти на всех основных европейских языках, и к началу XIX в. было завершено еще тридцать четыре перевода.

 Неудивительно, что именно современное миссионерское движение изменило характер работы переводчика. Ею больше не занимались дотошные ученые в монастырях и пыльных библиотеках. Библию стали переводить неподготовленные миссионеры, селившиеся во всех частях мира, выполнявшие переводческую работу в крытых соломой хижинах с помощью неграмотных консультантов; эта работа стала дополнительным делом, завершающим все остальные усилия миссионеров в деле благовестия. Уильям Кэри, несомненно, считается первым и наиболее плодотворным из таких миссионеров, но веком раньше преданный и энергичный Джон Элиот перевел Писания для племени индейцев-алгонкинов в Массачусетсе. Именно Кэри доказал, что перевод Библии может стать обычным делом и неотъемлемой частью миссионерского служения. Следуя его примеру, почти все миссионеры-первопроходчики Великого века, включая Роберта Моррисона, Адонирама Джадсона, Роберта Моффата, Хадсона Тейлора и Генри Мартина, переводили эту богодухновенную книгу. Только в XIX в. переводы Библии появились почти на пятистах языках.

 Но каким бы значительным и важным ни являлся перевод Библии в Великий век, лишь в XX в. эта работа приобрела новое значение с появлением науки лингвистики. С возникновением большого количества текстов Библии на разных языках миссионерам уже не требовалось бороться с проблемами перевода, чтобы начать благовестие среди населения. И в то же время многие миссионеры начали считать переводческую деятельность специфическим и специализированным служением и почувствовали необходимость обеспечения всех народов мира Божьим Словом на их родном языке. Начиная с 1900 г., главные части Библии были переведены еще на тысячу языков, половина из которых — после 1950 г., что является показателем важности достижений лингвистики для служения библейских переводчиков.

 Лингвистика, однако, весьма незначительно повлияла бы на библейский перевод, если бы не настойчивые усилия У. Камерона Таунсенда и его организаций-близнецов — Летнего института лингвистики и Библейских переводчиков Уиклифа. ЛИЛ был основан Таунсендом и Л. Л. Легтерсом (L. L. Legters) на ферме Озарка в 1934 г. как летний лагерь Уиклифа. Его основатели стремились обеспечить подготовку потенциальных переводчиков Библии. Хотя эта организация сама не являлась миссионерским обществом, она внесла неоценимый вклад в развитие всемирного благовестил. Ее учебные программы за последние полвека (разработанные на основе программ университета в Оклахоме и других американских и зарубежных университетов) давали студентам навыки фонетической записи незнакомых языков, разработки алфавитов, анализа грамматики, обнаружения идиом, составления букварей, обучения людей грамотности и перевода Писаний. Учащимся предлагалось также воспользоваться опытом своих предшественников и учесть их ошибки, чтобы избежать различных ловушек.

 Несмотря на то что ЛИЛ был важным фактором в деле развития библейского перевода, вскоре стало ясно, что его мирской характер (в целях лучших взаимоотношений с иностранными правителями) не подходит для вспомогательной миссионерской организации. Поэтому в 1942 г. была основана организация Библейские переводчики Уиклифа (названная так в честь Джона Уиклифа, переводчика Библии XIV в., имеющего славу «утренней звезды Реформации»). Во главе ее встал в прошлом бизнесмен Билл Найман (Bill Nyman). Эта организация поставила своей целью сбор финансовых средств в поддержку переводчиков-миссионеров и на пропаганду миссионерской деятельности, как делали и ее предшественники, сотрудники Исследовательского миссионерского агентства. Организации-двойняшки, БПУ/ЛИЛ, хотя и не зависели друг от друга, но имели тесно связанный между собой директорат, одни и те же цели и философию, однако их обязанности были различными.

 Помимо БПУ существовали и другие миссионерские организации, активно включившиеся в работу по переводу Библии, но большинство из них вскоре обнаружили бесценное значение лингвистической подготовки и стали отправлять своих студентов в ЛИЛ. Миссия новых племен и Миссия неохваченных земель среди прочих активно участвуют сегодня в переводческой деятельности. Работа по переводу Библии в наше время все активнее проводится незападными христианами. В ЛИЛ приезжают студенты со всех концов мира, включая Мексику, Китай, Японию и африканские страны. Случалось, что представители некоторых племен сами завершали выдающееся дело перевода Библии. Эйнджел, индеец-миштек из Мексики, с образованием всего лишь шесть классов испанской школы, стал профессиональным переводчиком Священных Писаний на язык миштеков, а позже приехал в Соединенные Штаты с директором ЛИЛ Кеном Пайком (Ken Pike) и работал вместе с ним, переводя Новый Завет, набирая текст и корректируя гранки.

 Учитывая существенную разницу в народных традициях и культуре, задача по переводу Библии много облегчается с помощью таких компетентных национальных кадров, как Эйнджел. Библейский перевод — это не точная наука, и лингвист должен тонко чувствовать культурные различия и знать, когда передать библейский текст в точности, а когда допустить отклонения, обусловленные восприятием того или иного народа. Ключом к правильному переводу является гибкость, по словам Юджина Ниды (Eugene Nida) из Объединенных библейских обществ. Гарольд Мултон (Harold Moulton) также отмечал, что в процессе перевода часто возникают сложные философские вопросы, и нелегко найти на них быстрый ответ. «Эскимосский переводчик находит все ссылки на земледелие весьма сложными. Во многих тропических странах хлеб является неизвестным продуктом потребления. Существуют различия в формах приветствия. Слово «оправдание» во множестве языков не имеет такой фоновой подоплеки, как у Павла. Замена хлеба другим продуктом приводит к опасности уклониться от оригинального смыслового значения. Если сохранить английское или греческое слово, то существует вероятность, что оно останется непонятым. Переводчики повсюду должны придерживаться ближайшего, естественного эквивалента; но выработать такое на практике всегда очень трудно».

 В то время как подобные трудности мешают переводчикам и сейчас, большая часть проблем в переводе Библии снята современными технологиями. Сегодня переводчики Библии пользуются компьютерами размером с дипломат, работающими на энергии батареек непосредственно в деревнях, в которых проходит их служение. Такие технологии являются незаменимыми при составлении словарей, использовании перекрестных ссылок, редактировании текстов и в языковых исследованиях вообще.

 Но, несмотря на развитие современных технологий, лингвистической науки и на тот импульс, что дали библейскому переводу за последние десятилетия БПУ/ЛИЛ, задача все еще далека от завершения. Согласно недавним исследованиям, современный мир говорит более чем на пяти тысячах языков, а Библия и Новый Завет переведены только на одну треть из них. Сегодня только переводчики Уиклифа работают более чем с семью сотнями языков, и каждый год публикуются переводы примерно на тридцати новых языках; но с такой скоростью для выполнения нашей задачи потребуется еще целое столетие.

Уильям Камерон Таунсенд

 Человеком, больше всех повлиявшим на всплеск активности в области библейского перевода в XX в., стал Уильям Камерон Таунсенд, основатель БПУ/ ЛИЛ. Он считался человеком твердых убеждений, и его руководящая роль в этих организациях, как и в Авиации джунглей и радиослужбе, — была весьма значительной, что часто вызывало бурю противоречий. Кам никогда не вписывался в классическую модель консерватора, по которой были вылеплены большинство его коллег и сторонников, и хотя его личная вера никогда не подвергалась сомнению, но методы работы этого человека многие евангельские лидеры рассматривали скептически. И все же Билли Грэм говорил о нем как о «величайшем миссионере нашего времени», а к моменту смерти Кама в 1982 г. Ральф Уинтер из Американского центра всемирных миссий назвал его, наряду с Уильямом Кэри и Хадсоном Тейлором, одним из трех выдающихся миссионеров последних двух веков.

 Кам Таунсенд родился в Калифорнии в 1896 г. в период больших экономических трудностей, последовавших за паникой 1893 г., и раннее детство мальчика омрачалось бедностью.

 Он вырос в пресвитерианской церкви, а после окончания школы поступил в Западный колледж, бывший пресвитерианским учебным заведением в Лос-Анджелесе. На второй год учебы он присоединился к Добровольческому студенческому движению, а окончательно настроился на миссионерское служение, когда услышал призыв Джона Р. Мотта, приехавшего в их студенческий городок. В выпускной год Библейский дом Лос-Анджелеса призвал в Латинскую Америку библейских коммивояжеров, и Кам почувствовал желание ехать. Он обратился в эту организацию, был принят и через короткое время назначен в Гватемалу, но вскоре понял, что существуют некоторые другие срочные обязательства. Шел 1917 год, и, как капрал Национальной гвардии, он знал, что должен идти воевать. И он пошел, веря, что его патриотический долг — служить своей стране, отставив на время миссионерскую деятельность. Однако иначе думала Стелла Циммерман (Stella Zimmerman), одинокая женщина-миссионерка из Гватемалы, которая приехала в Штаты в отпуск и укоряла его за то, что он был «трусом», «сбежавшим на войну, куда идут миллионы других мужчин, оставляя женщин одних выполнять Божий труд». Ее упреков было достаточно, чтобы Кам обратился с просьбой о демобилизации, и, к его удивлению, капитан в части согласился отпустить его, сказав, что он «принесет много больше пользы, продавая Библии в Центральной Америке… чем стреляя в немцев во Франции».

 Кам отправился в Гватемалу в сопровождении товарища по колледжу в августе 1917 г., и так началась его миссионерская карьера, продлившаяся более чем полвека. Распространение Библий в Центральной Америке, где они были практически недоступными, на первый взгляд могло показаться легким делом, но вскоре он убедился, что большая часть усилий растрачивалась напрасно. Он работал в основном в отдаленных районах, где около двухсот тысяч какчикельских индейцев не могли читать испанские Библии, которые он продавал, а их язык еще не имел письменности. Разъезжая по их землям и знакомясь с их языком, Кам все больше стал задумываться о судьбе индейцев; но они не торопились доброжелательно отвечать на его заботу и их, казалось, раздражало его предложение о приобретении Библий на испанском языке. «Послушай, — спросил его однажды один индеец, — если твой Бог такой умный, почему Он не выучит наш язык?»

 Кама застиг врасплох столь прямой вопрос, и именно этот случай привел к тому, что последующие тринадцать лет он посвятил какчикельским индейцам. Его первоочередной задачей стало основательное изучение их языка, чтобы дать ему письменную форму, а затем, и что важнее всего, перевести на их язык Писание. Без предварительной лингвистической подготовки Кам немедленно столкнулся с огромными трудностями, как только начал вникать в чужой язык. В нем существовало четыре различных звука «к», которые он едва мог отличить друг от друга, а глагольные формы запутали бы любую светлую голову. Один глагол в своем спряжении мог иметь тысячи различных форм, определяющих время, место и множество других аспектов, помимо самого действия. Задача казалась невыполнимой, пока Кам не встретился с американским археологом, который посоветовал ему не пытаться втиснуть язык индейцев в формы «шаблона латинского языка», а, напротив, постараться найти ту логическую модель, которой подчиняется этот язык. Совет, данный Каму, изменил направление изучения нового языка, что постепенно привело к оформлению концепции лингвистической учебной программы.

 С самого начала служения дух независимости приводил Кама к столкновению с людьми, настроенными более консервативно. Когда работа по распространению Библии закончилась, он вступил в Центральную американскую миссию, но очень быстро понял, что от него требовалось только благовествование, а не переводческая деятельность. Руководители миссии не понимали его глубокой озабоченности положением дел в области переводов христианской литературы на другие языки, что часто приводило к возникновению напряженности, а впоследствии и к его увольнению из рядов этой миссии.

 Как раз незадолго до вступления в Центральную американскую миссию Кам женился на Элвире Малмстром (Elvira Malmstrom), миссионерке, которая служила в Гватемале первый срок. Хотя Элвира была знающей женщиной и во многом помогала в переводческой и евангелизационной работе среди какчикелей, она трудно привыкала к разочарованиям, часто свойственным миссионерскому образу жизни, и временами становилась эмоционально неуравновешенной. Находясь в отпуске в Калифорнии, она могла воспользоваться профессиональной консультацией, однако это, по словам Хефли, не принесло большой пользы. И все же она продолжала помогать мужу в работе вплоть до своей преждевременной смерти в 1944 г.

 Всего лишь после десяти лет напряженнейшего труда, в 1929 г., Кам закончил Новый Завет на какчикельском языке. Эта веха только укрепила Кама в сознании необходимости перевода Библии. Он стремился двигаться дальше и переводить Писание для других племен, у которых не было письменности, но руководители Центральной американской миссии считали, что он должен остаться среди какчикелей и продолжать утверждать их в вере. Из-за этих философских разногласий Кам ушел из миссии, а в 1934 г. совместно с Л. Л. Легтерсом основал Лагерь Уиклифа в Арканзасе — неорганизованное и свободное предприятие, выросшее в крупнейшую независимую протестантскую миссию в мире.

 Хотя Кам был человеком с легким характером, всегда готовый поладить с сотоварищами, его организации-близнецы, БПУ/ЛИЛ, часто становились предметом многочисленных споров и дискуссий. Самым распространенным обвинением являлось то, что Кам под разными предлогами пытался проникнуть за границу, давая о себе иностранным правительствам ложную информацию, одновременно обманывая своих сторонников на родине. Критики утверждали, что лингвисты представлялись правительственным чиновникам других государств как светские специалисты по языку, желающие обучать народ грамотности, а своим сторонникам дома говорили, что являются миссионерами и переводчиками Библии. Но какова же была их задача на самом деле? Обстановка накалилась настолько, что один миссионер-ветеран специально возвратился из Центральной Америки домой, чтобы предупредить церкви о «нечестности» и «мошенничестве» Кама Таунсенда.

 Добрые отношения с иностранными правительствами Кам считал делом первостепенной важности, но и это стало предметом горячих споров и объектом нападок, особенно в среде миссионеров. Тесные деловые отношения Кама с президентом Карденасом в Мексике и его защита президентских социальных программ оказались для многих миссионеров абсолютно неприемлемыми. Таким же образом, его стремление вовлечь своих переводчиков в социальные программы, организованные правительством, рассматривалось как уход в сторону обмирщения, что было характерным для социального евангелия. Желание сотрудничать с местными властями привело Кама к разрешению пилотам АДРС летать по заданиям правительства, и такая политика оттолкнула от него некоторых из миссионеров-пилотов, как и многих сторонников на родине.

 Замысел Кама установить добрые отношения своей переводческой миссии не только с правительством, но и с другими общественными организациями вызвал новую волну критики, что привело к выходу БПУ/ЛИЛ из Межконфессиональной ассоциации зарубежных миссий, где споры стали особенно острыми. Как библейские переводчики должны относиться к римским католикам? Могут ли они делиться плодами своего труда со священниками, чьей целью является расширение Римской католической церкви? Огромное большинство евангельских миссионеров считали, что с представителями католичества нельзя вести никакого диалога, но Кам был намного терпимее. «Вполне возможно знать Христа как Господа и Спасителя, — писал он, — и продолжать сотрудничать с Римской католической церковью», и пояснял, что он «окажется вполне счастлив, если переводы будут использоваться кем угодно и всеми подряд».

 Это абстрактное утверждение прошло испытание тогда, когда Пол Уитт (Paul Witte), молодой ученый-католик, изъявил желание работать переводчиком под вывеской Уиклифа. Он был христианским верующим и солдатом Армии спасения. Хотя Уитт видел библейские истины, минуя католические догмы, он все же хотел остаться в лоне католической церкви. Кам выразил ему свою чистосердечную поддержку в письме, адресованном всем членам Уиклифа: «Нам не следует отрекаться от нашей политики отказа от ограничений ни на йоту, если мы хотим продолжать служить тем странам, что закрыты для традиционных миссионерских организаций». Но, несмотря на заступничество Кама, Уитту было отказано в членстве большинством в две трети голосов на встрече делегатов БПУ. Кам, хоть и расстроенный этим происшествием, не сдавался. Он лично обещал найти Уитту и его молодой жене финансовую поддержку другой миссионерской организации.

 Нежелательными религиозными кандидатами в члены организации Уиклифа были не только римские католики. В 1949 г. в организацию подали заявление о приеме Джим и Анита Прайс (Jim and Anita Price), и по вопросу приема пятидесятников на собрании Совета вновь шли жаркие дебаты. Большинство членов, не сомневаясь и не отвергая искренности веры пятидесятников, считали, что они будут несовместимыми партнерами в служении с нехаризматическими евангельскими верующими, заполнившими ряды организации. А Кам опять поддержал политику неограниченного приема переводчиков в общество Уиклифа, доказывая, что обсуждаемые теологические вопросы являются несущественными и что отказ Прайсам в членстве станет отказом племени в Перу иметь собственное Писание. Поскольку таких аргументов оказалось недостаточно, чтобы убедить присутствовавших на собрании делегатов, Кам пригрозил уйти с должности генерального директора, если Прайсам откажут в их просьбе. В конце концов вопрос был разрешен компромиссным предложением. Отметили, что существуют разные взгляды на то, что «говорение языками является существенным для сошествия Святого Духа». Поскольку Прайсы не отстаивали свою точку зрения, они были приняты в члены организации.

 Терпимость являлась чертой характера Кама, и этот дух терпимости проявлялся во всех аспектах его деятельности. В то время, когда многие протестанты все еще поддерживали политику сегрегации, он обращался к чернокожим и другим этническим меньшинствам с призывом присоединиться к библейской переводческой работе. Расовые предрассудки он считал совершенно недопустимыми. В своем письме к Совету в 1952 г. он писал: «Наша конституция не имеет никаких намеков на политику дискриминации. Вы не найдете их и в Новом Завете. Пожалуйста, присылайте всех работников не белой расы, если они успешно проходят курс обучения».

 Обучение было другой сферой, где проявилось непредвзятое отношение Кама к людям. Хотя многие из его переводчиков имели ученую степень, включая докторов наук, сам он противился любым попыткам сделать высшее или семинарское образование обязательным условием для включения желающих в члены Уиклифа. Он сам ушел из колледжа и настаивал на том, что диплом или степень не являются необходимым условием для перевода Библии. Хотя ему предлагали ряд почетных докторских званий, он отклонял все предложения — кроме одного, из Перуанского университета, — чтобы не отличаться от переводчиков, не имевших никаких степеней.

 Одним из вопросов, поднимавшим волны споров среди членов организации и его сторонников, было открытое и непредвзятое отношение Кама к женщинам. Разрешение одиноким женщинам работать наряду с супружескими парами было общепринятым фактом в миссионерских кругах, но отправка их парами в отдаленные районы к диким племенам представляла собой уже нечто иное. Сам Кам сомневался, можно ли одиноким женщинам работать в отдаленных племенах, но когда они спросили его, почему Бог не будет защищать женщин и заботиться о них так, как защищает мужчин и заботится о них, он отступил и согласился с их доводами. Несмотря на громкие возражения со стороны рыцарей-заступников «слабого пола», только к 50-м гг. в Перу работали несколько пар одиноких женщин-переводчиц, среди них были Лоретта Андерсон и Дорис Кокс (Lor-etta Anderson and Doris Сох), являвшиеся примером доверия Кама служению женщин-переводчиц.

 В 1950 г. они начали работу среди индейцев сапаро, одного из наиболее свирепых племен, охотников за головами, живших в перуанских джунглях под предводительством стяжавшего печальную славу вождя Тарири, взошедшего на престол после убийства своего предшественника. Хотя «в течение первых пяти месяцев Лоретта и Дорис жили в постоянном страхе», они не покинули племени, «энергично изучая медленно поддающийся язык»». Вскоре женщины завоевали сердца людей, включая их вождя. Тарири начал помогать им в изучении языка и всего лишь через несколько лет отрекся от магии и убийств и стал христианином, подав пример, которому последовали многие люди в его племени. Много лет спустя Тарири признался Каму: «Если бы ты прислал мужчин, мы бы тотчас убили их. А если бы супружескую пару, я бы убил мужа, а жену взял бы себе. Но что мог сделать могущественный вождь с двумя беззащитными девочками, которые настаивали на том, чтобы называть меня братом?» Это был лучший аргумент, которым Кам разоружил своих критиков.

 Более других многочисленных основателей и руководителей миссионерских обществ Кам старался избежать проявлений единоличной власти, могущих возникнуть при правлении одного человека, во что так легко было впасть. Когда ЛИЛ только организовался, самым подходящим кандидатом на пост директора был Кам, но, ко всеобщему удивлению, он сам захотел подчиниться исполнительному комитету при полной зависимости от результатов голосования. Это, как говорит Хефли, «было что-то новое в истории миссий — основатель-директор предлагает команде зеленых новичков, кое-кто из которых остался недоволен предыдущими решениями, самим вести дела. Но Кам считал опасным оставлять власть в руках одного человека. При подобном подходе ему требовалось использовать все убеждение и обаяние в попытке воплотить в жизнь свои решения». Из-за такой политики Кам часто попадал в безвыходное положение, когда пытался провести свои новаторские планы. Но все же его сотрудники любили этого яркого человека. Однажды, после очередного жаркого спора между Камом и его исполнительным комитетом, один из членов комитета прокомментировал возникшие разногласия: «Дядя Кам, возможно, прав. Может быть, он на десять лет впереди нас, как обычно».

 Несмотря на (или, может быть, благодаря) живой и активный характер БПУ/ЛИЛ, количество их членов быстро росло и за последние десятилетия достигло 4500 человек. Хотя Кам считался генератором энергии и идей в этих организациях, в них также служило множество других людей, кто внес значительный вклад в их работу, в том числе Элейн, его вторая жена. Элейн была школьной учительницей из Чикаго. В возрасте двадцати семи лет она получила очень выгодное повышение по службе и должна была контролировать классы для умственно отсталых детей в трехстах школах. Работа была благодарная и имела большие перспективы на будущее, но она оставила ее, чтобы стать первой учительницей школы БПУ/ЛИЛ для детей в Мексике, а позже проводила читательские кампании в десятках индейских племен. В 1946 г. они с Камом поженились в доме его друга генерала Ласаро Карденаса, бывшего президента Мексики.

 После этого Кам и Элейн вместе прослужили еще семнадцать лет в Перу, где у них родились четверо детей. Затем они отправились на первопроходческую работу в Колумбию. Хотя Кам был известен всему миру как великий миссионерский деятель, он всегда считал себя в первую очередь и в основном библейским переводчиком. Через пятьдесят лет службы, когда многие в его возрасте уже подумывали о пенсии, он собрался поехать в Советский Союз вместе с Элейн. Узнав, что в этой стране говорят примерно на ста языках, на многие из которых Библия до сих пор не переведена, он был готов опять начать с нуля. Итак, в возрасте семидесяти двух лет вместе с Элейн он оказался в Москве, в гостинице с видом на Красную площадь, изучая по нескольку часов в день русский язык. После завершения начального периода обучения они отправились на Кавказ, чтобы встретиться там с лингвистами и педагогами. Они много времени проводили с простыми людьми и услышали кавказскую легенду о том, как давным-давно над Россией пролетел ангел, раздавая языки, но, совершая полет над Кавказом, порвал свой мешок об острую скалу, и на землю сразу высыпались десятки языков.

 Перед тем как покинуть Советский Союз, Кам договорился о культурном обмене лингвистами, с тем чтобы его переводчики могли учиться на Кавказе. Однако, несмотря на успех, критики не дремали. Один давнишний сторонник обвинил Элейн в том, что она «очарована коммунистами», на что она ответила: «Мы ездили в СССР не для того, чтобы выискивать их ошибки. Мы поехали посмотреть, чем мы можем помочь, и проложить дорогу Библии, переведя ее на максимально большее количество языков».

 Всю жизнь Камом владела мысль о приоритете Библии перед другими книгами и о том, что каждый человек должен читать ее на своем языке. «Величайшим миссионером является Библия на родном языке», — любил он повторять. «Такой миссионер никогда не уедет в отпуск и его никогда не посчитают за иностранца». Подобная философия, выраженная этим целеустремленным человеком столь ясно, сделала БПУ/ЛИЛ и АДРС тем, чем они являются сегодня, хотя ими больше не руководит такой неукротимый человек. В апреле 1982 г. в специальном обращении БПУ Берни Мей (Bernie May) взволнованно выразил чувства всей организации: «Когда стало известно, что дядя Кам умер, у меня появилось ощущение, возникавшее несколько раз тогда, когда я летал на двухмоторном самолете, а один мотор вдруг замолкал. Цель твоя моментально становится еще важнее. Ты сразу обращаешься к системе управления. И ты летишь. Но уже с большей устремленностью достичь пункта назначения как можно скорее… На свете все еще более 3000 языков без своей Библии… Это вызов для нас. Это наш призыв».

Кеннет Пайк

 Одним из самых блестящих переводчиков и наиболее прославленных лингвистов XX в. был признан, как в светском мире, так и в христианских кругах, Кеннет Пайк (Kenneth Pike), в течение многих лет возглавлявший Летний институт лингвистики. Профессор Мичиганского университета, автор множества научных книг и статей и всегда желанный докладчик на семинарах и конференциях, Пайк мог

 бы прекрасно вписаться в легкую жизнь в Америке, но его сердце принадлежало Мексике и другим малоразвитым странам, где не было Библии на их родном языке. Он чувствовал себя комфортно, разговаривая и с неграмотным индейцем-миштеком, и с выдающимся профессором из французского университета. Он внес огромный вклад в лингвистическую науку, но прежде всего оставался миссионером, стремящимся поделиться Евангелием с теми, кто никогда о нем не слышал.

 Пайк родился в Коннектикуте в 1912 г. в семье сельского врача, чьего заработка едва хватало, чтобы прокормить жену и восьмерых детей. В детстве он был более чем обычным ребенком и нисколько не походил на будущего гения. Он рос несуразным и неловким и плохо переносил любую поездку в транспорте, почти до истерики боялся высоты и был настолько нервозным, что это вызывало появление язвочек во рту и волдырей на ногах. Внешность его также мало впечатляла. Правда, он достиг выдающихся успехов в Гордонском колледже и закончил его с отличием, но когда пытался заняться избранной специальностью, то встретил на своем пути препятствия. Он обратился в Китайскую внутреннюю миссию и был принят в школу кандидатом, но по окончании обучения ему отказали в должности миссионера. Это решение обосновали всего лишь двумя причинами: нервный характер кандидата и (невероятно, но это так) трудности с языком — особенно его неспособность к правильному произношению.

 Больше года с большой горячностью Кен рассказывал родным и друзьям о своих планах поездки в Китай, поэтому отказ КВМ явился для него жестоким ударом. Но все же он решил стать миссионером. Через год работы с Администрацией гражданских рабочих он начал писать в миссионерские советы, интересуясь обучением в области лингвистики и библейского перевода, не испугавшись тех языковых проблем, с которыми столкнулся в школе как кандидат КВМ.

 Из всех руководителей миссионерских советов, с которыми связывался Пайк, ответил только Легтерс из Исследовательского миссионерского агентства (позже — БПУ), пригласив его посетить лагерь Уиклифа. Итак, лето 1935 г. Пайк провел в летнем лагере в штате Арканзас, но даже там он произвел не очень благоприятное впечатление. Рассказывают, что, наблюдая из окна за блеклым Пайком, Легтерс разочарованно заметил: «Господи, неужели Ты не мог послать нам что-нибудь получше?» Но Кам Таунсенд сумел разглядеть за шероховатой внешностью Пайка огромный потенциал будущего ученого и служителя.

 Завершив программу летнего семестра, Пайк отправился в Мексику изучать язык племени миштеков. Несмотря на невероятную трудность, какую представлял собой анализ такого сложного тонального языка, он нашел эту задачу интересной, его старания стали приносить богатые плоды, и в результате он быстро продвигался вперед в своих лингвистических познаниях. Кама настолько впечатлили его успехи в области лингвистики, что он пригласил его вернуться в лагерь Уиклифа преподавателем на следующее лето. Так началась его карьера педагога, продлившаяся всю жизнь.

 Возвращение в Арканзас каждым летом, чтобы преподавать в Летнем институте лингвистики, стало обычным делом в жизни Пайка. Там летом 1938 г. он возобновил свое знакомство с Эвелин Гризит (Evelyn Onset), племянницей Кама, которая готовилась к служению переводчицей в Мексике. Эвелин была талантливой и умной молодой женщиной. Она закончила Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и продолжила обучение в Библейском институте лингвистики для последующей работы над библейскими переводами. Такое образование позволяло ей стать не только матерью и женой. Их брак с Кеном следующим ноябрем привел к образованию лингвистического союза, где дух сотрудничества проявил себя как нельзя лучше. Она получила ученую степень в области лингвистики в Мичиганском университете, написала ряд книг и статей, а позже работала преподавателем-почасовиком в этом университете вместе с мужем. У них было трое детей, и ей приходилось выполнять обязанности матери и домашней хозяйки. Кен очень часто принимал на себя заботы о детях и хлопоты по дому, когда нужно было освободить жену.

 Ученые изыскания Кена в области лингвистики начались на заре миссионерского служения. На второй год работы в Мексике он сломал ногу и лег в больницу За это время он выполнил просьбу Кама написать учебник по фонетике в помощь студентам Уиклифа. Кен боялся этого задания, но как только начал работать, оно ему понравилось. Из больничной палаты он писал своему другу: «Когда занимаюсь, я становлюсь счастливым… если вещи начинают складываться».

 До окончательного завершения рукописи он послал готовые главы мичиганскому профессору Эдварду Сапиру, являвшемуся одним из мировых экспертов по индейским языкам. Труд молодого ученого произвел хорошее впечатление на Сапира, и тот пригласил его приехать в Мичиганский университет для дальнейшего обучения. Воодушевленный также и Камом Таунсен-дом, Пайк начал занятия в аспирантуре в 1937 г., а к лету 1941 г. он закончил ее, и ему присвоили степень доктора наук.

 Научные труды Пайка, аспирантура, работа в ЛИЛ и помощь другим студентам в разрешении сложных вопросов долго не позволяли ему заняться главным — переводом Библии на миштекский язык. Завершив работу над докторской диссертацией в 1941 г., он с Эвелин и маленькой дочерью вернулся в Мексику, чтобы сосредоточить свои усилия на одном племени и одном языке; и в 1951 г., через десять лет и после большого количества перерывов, Новый Завет был готов к печати.

 В течение десяти лет после окончания перевода Нового Завета Пайк исполнял множество других обязанностей. Каждое лето он служил директором и преподавателем ЛИЛ. Он также продолжил писать и занимался преподавательской деятельностью; а в 1945 г., получив приглашение, вернулся в Мичиганский университет на год исследовательской работы, тогда как Эвелин осталась в Мексике. Затем, в 1948 г., имея четыре книги в печати, он стал адъюнкт-профессором в Мичиганском университете — должность, позволившая ему продолжить и другие занятия.

 Закончив Новый Завет на миштекском, Пайк посвятил свое время помощи другим лингвистам в разрешении трудностей с языком. Хотя его устремления все больше были связаны с наукой, ученые труды Пайка очень помогали практическим переводчикам, полагавшимся на его языковое чутье. Он был требовательным преподавателем, и студенты часто боялись идти на его занятия, но они также знали, что, совершенствуясь на основе его теории и опыта, они в дальнейшем сэкономят годы трудов в разрешении задач, лежащих на пути миссионеров-переводчиков.

 Профессор Пайк всегда в первую очередь стремился сделать свои занятия отвечающими требованиям реальной жизни, и иногда его лекции были настолько же интересными, насколько поучительными. Еще в первые годы своей преподавательской деятельности, когда ЛИЛ только что переехал в Университет Оклахомы, его лекции слыли «как развлекательными, так и назидательными». «Кто сказал, что фонетика скучное занятие? — писал репортер в «Оклахома Дейли» о курсе Пайка. — Полный зал студентов сидел на краешках стульев, встречая смехом каждое его свежее сравнение и пользуясь любой возможностью самим принять участие в происходящем. Совершенно точно, что в университете нет более живого курса…»

 Еще более занятной, чем лекции, являлась демонстрация ознакомления с ранее незнакомым языком, даваемая при стечении большого количества народу. Пайк показывал на практике, как быстро незнакомый язык можно выучить без переводчика. На сцене рядом с Пайком располагалось несколько классных досок и несколько разных предметов различного размера (палки, листья и другие) и находился незнакомец, которого Пайк раньше не знал и языка которого он никогда не слышал. Однако еще до окончания встречи оба человека начинали удивительно легко общаться друг с другом. «После посещения одной такой демонстрации, — пишет сестра Пайка, Евника, — вы начинаете верить, что скоро Кен поймет разницу между «одной палкой» и «двумя палками», «большим листом» и «маленьким листом» и т. д.

 Он, может быть, возьмет пару глаголов, например, «я сажусь» и «он садится» и даже «я бью тебя» в сравнении с «ты бьешь меня». Существительные в родительном падеже, спряжение глаголов и т. д. кажутся такими легкими, но Кен на этом не останавливается. Он переходит к предложениям с подлежащими и дополнениями и даже, может быть, косвенными дополнениями. В последние годы он мог построить предложения и с зависимыми, и с независимыми придаточными… Скорость, с которой он это делает, всегда поражает, и забавно наблюдать за реакцией незнакомца, помогающего ему. Совершенно очевидно, что он получает огромное удовольствие от встречи. Когда Кен, прочитав каракули на доске, составляет и проговаривает свое первое предложение, незнакомец удивляется и радуется. Аудитория тоже в восторге, и раздаются аплодисменты».

 Пайк продолжал преподавать в Мичиганском университете и ЛИЛ и в то же время начал заниматься другими разделами языкознания помимо фонетики. Чем больше он учил и учился, тем больше мог помочь лингвистам и переводчикам Библии во всем мире. Он сумел наладить переводческую работу в Южной и Центральной Америке, где обнаружил множество сходного в различных индейских языках, и когда библейские переводчики Уиклифа перешли от Латинской Америки в другие регионы мира, он стал делать то же. Новые языковые группы, с которыми столкнулись студенты ЛИЛ, побудили его глубже закопаться в свои изыскания и собирать информацию от многих всемирно известных ученых-лингвистов. Путешествия стали другим важным аспектом его служения, и к 1960-м гг. он руководил работой в таких отдаленных регионах, как Папуа и Новая Гвинея, где консультировал и обучал работников двадцати двум различным языкам.

 Хотя жизнь путешественника заводила Пайка в самые отдаленные уголки мира, только в 1980 г. он сумел добраться до места, к которому его сердце тянулось всегда. Почти за пятьдесят лет до этого события явные языковые проблемы не позволили ему отправиться в Китай; в то время он не смел мечтать, что когда-то вместе с женой приедет в Институт иностранных языков в Бейцзине (т. е. Пекине) в Китайской Народной Республике с лекциями по лингвистике. Хотя лекции читались в светском институте, он знал, что по провидению Божьему те семена, которые он однажды посеял, когда-то будут использованы для дальнейшей библейской переводческой работы в Китае, так же, как подобные светские лекции помогли начинающим библейским переводчикам в других частях света.

 Не многие лингвисты за всю историю мира получали столько почестей и наград, как доктор Кеннет Пайк. Своим первым учебником по фонетике он «революционизировал мышление в этой области», как сказал профессор Эрик Хамп (Eric Натр) из Чикагского университета, и это было лишь начало. «Справедливо отметить, — продолжает Хамп, — что половина сырой информации из экзотических языков, появившейся к услугам теоретиков-лингвистов за последнюю четверть века, может быть отнесена за счет учения, влияния и усилий Кеннета Пайка… Мальчишеский энтузиазм Пайка, присущий его изысканиям, и его скромность в разрешении каждой новой проблемы едва ли позволят предположить неподготовленному наблюдателю, что он видит одного из воистину величайших лингвистов XX в.» Можно добавить — одного из величайших миссионеров XX в.

Марианна Слокем

 Одним из предметов наиболее яростных нападок критиков Кама Таунсен-да и его политики в отношении переводчиков Библии являлось то, что миссионеры Уиклифа концентрировали основные усилия на лингвистике и переводческой работе, а затем, с завершением своего труда, переходили к работе с новым племенем. «А как же евангелизм и насаждение церквей?» — кричали критики. Ответ Кама был очень прост. Он и его последователи должны были специализироваться не на благовестим и распространении церквей, а, скорее, нести Слово Божье тем, кто не имел Его на своем родном языке. И все же переводчики Библии активно вовлекались в проповедь Евангелия, и благодаря их энтузиазму и присутствию во всех регионах мира там возникли тысячи новых церквей. Ярким примером такого евангелизма стало эффективное служение Марианны Слокем (Marianna Slocum) сначала в Мексике, а позже в Колумбии.

 Марианна родилась в Филадельфии, где закончила колледж, а затем поступила на курсы в Филадельфийскую библейскую школу. Ее отец был университетским профессором и плодовитым писателем, поэтому любовь к языкам и писательский талант проявились у нее естественным образом. В первые годы обучения в колледже она почувствовала призыв Божий к переводческой работе в племени, и когда ее обучение закончилось, она пришла учиться в лагерь Уиклифа, а летом 1940 г. вступила в ряды БПУ. Ее первым назначением было племя chol самом южном мексиканском штате Чьяпас, всего лишь на расстоянии дневного пути от племени цельтали, где Билл Бентли (Bill Bentley), молодой человек, с которым Марианна познакомилась в лагере Уклифа, также занимался переводческой работой.

 В феврале 1941 г. Билл и Марианна объявили о помолвке, а на следующее лето они вернулись в Соединенные Штаты, где стали готовиться к скромной свадьбе. Это была романтическая история, но закончилась она трагически. 23 августа, за шесть дней до свадьбы, Билл умер во сне, очевидно, из-за сердечной недостаточности, о наличии которой он не знал раньше. После похорон в Топике, штат Канзас, Марианна уехала в лагерь Уиклифа и поклялась закончить работу, которую Билл начал в племени цельтали.

 Марианна вернулась в Мексику одна, и вскоре к ней присоединилась другая одинокая переводчица. Они жили в одной комнате на кофейном ранчо, принадлежавшем немцу, там же, где раньше жил Билл, когда работал с группой из племени цельтали. Первые месяцы и годы были очень сложными для Марианны. Индейцы много пили, скандалили и нимало не скрывали своего враждебного отношения к молодым американкам. Через некоторое время коллега Марианны уехала. Приезжали и уезжали другие партнеры, пока в 1947 г. не появилась Флоренс Гердел (Florence Gerdel), медсестра, прибывшая на время и оставшаяся на срок более двадцати лет.

 Обеим женщинам казалось, что перед ними стоит неподъемная задача. Марианна работала каждый день по многу часов, борясь с трудностями языка, а Флоренс воевала с алкоголем, грязью, суевериями и демонической властью местных колдунов. И в ответ на все их старания не появлялось почти никаких признаков успеха. Прошло почти семь лет, прежде чем индеец цельтали — сын колдуна-знахаря — открыто провозгласил о своей вере.

 Его свидетельство, испытанное жестокими преследованиями, привело к спасению других, и вскоре только в деревне Корралито уже насчитывалось более ста обращенных. Начались воскресные богослужения, и уже сотни индейцев приходили на них из других деревень даже в дождливый сезон, когда горные дороги размывало грязью и бурные потоки мутной воды делали любое передвижение почти невозможным.

 6 августа 1956 г. стал волнующим днем для Марианны и для более тысячи христиан из племени цельтали. Маленький желтый самолет МАБ прилетел с драгоценным грузом — первым изданием Нового Завета на языке цельтали. В поместной церкви прошла служба посвящения, а затем индейцы сотнями выстроились в очередь, чтобы купить копию Божьего Слова на родном языке. Это был кульминационный момент, завершивший пятнадцать одиноких и трудных лет, и один из счастливейших дней в жизни Марианны.

 По завершении перевода Нового Завета и отрывков из Ветхого, гимнов и букваря Марианна поняла, что ее работа с племенем цельтали закончилась. Церковь под руководством местных священнослужителей была крепкой, и Флоренс также собиралась передать всю медицинскую работу подготовленным ею индейцам. Были другие индейцы племени цельтали с другим диалектом, жившие в глухом и влажном лесу, не имевшие письменности, и в апреле 1957 г., после короткого полета МАБ и шестичасового пути пешком, Марианна и Флоренс еще раз окунулись в чужую культуру, начав все сначала.

 Тот опыт, что Марианна приобрела в работе над первым переводом, ускорил выполнение второй задачи, и в 1965 г., всего лишь через восемь лет после их с Флоренс приезда, они опять отметили веху в своем служении — распространяя Новый Завет на языке бачаджон (bachajon). Все эти годы они занимались не только переводческой работой. Флоренс заботилась о медицинских нуждах индейцев и подготавливала медицинских помощников, больших успехов миссионерки достигли и в проповеди Евангелия. В тот день, когда пришла первая партия Нового Завета, христиане из более чем сорока приходов — некоторые пришли за много миль — встречали пилота МАБ, и опять были слезы радости, когда сотни людей выстроились в очередь, чтобы купить Новый Завет на языке бачаджон.

 «Сколько он стоит?» — часто звучал вопрос, когда индейцы стояли в очереди. Им отвечали, что он стоит семнадцать с половиной песо, но истинную цену невозможно было выразить в деньгах. Одиночество, болезни, недружелюбие, примитивные жилищные условия, отказ от семейной жизни составляли цену Нового Завета на языке этих индейцев. Но эту дорогую цену Марианна заплатила с радостью. И когда ее работа с людьми племени бачаджон завершилась, они с Флоренс опять начали все сначала в Южных Андах в Колумбии.

Рейчел Сейнт

 Самой известной переводчицей Библии XX в., может быть, исключая лишь самого Кама Таунсенда, была Рейчел Сейнт, сестра пилота МАБ Нейта Сейнта, погибшего мученической смертью от рук индейцев племени аука в 1956 г. Появление Рейчел в популярной телевизионной программе «Это твоя жизнь» и ее участие в выступлениях Билли Грэма усилили доброжелательное отношение общественности к служению переводчиков Библии. Это еще раз доказало, что женщины со способностями к языкам в отдаленных племенах джунглей могут сделать то, что не смогли мужчины. Именно Рейчел стала жить среди людей того племени, где убили ее брата, и она общалась с ними на их языке с любовью и прощением, которые имела к ним через Иисуса Христа.

 Интерес к миссионерской деятельности возник у Рейчел еще в детстве. Этот интерес она передала младшему брату Нейту, когда читала или пересказывала ему миссионерские рассказы. Но, хотя она была на девять лет старше его и первой проявила интерес к миссиям, сначала отправился на миссионерскую работу в Южной Америке именно он, правда, произошло это всего лишь на несколько месяцев раньше. Желание Рейчел стать иностранной миссионеркой — которое круто изменило всю ее жизнь — осуществилось, только когда ей исполнилось тридцать. По словам Этель Уоллис (Ethel Wallis), принять это решение для нее «означало покинуть удобную, счастливую жизнь христианского служения и направиться к примитивному существованию где-то в дебрях амазонских джунглей».

 Переводческая работа более чем какой-либо другой аспект служения интересовала Рейчел, поэтому она обратилась в ЛИЛ и в 1948 г. приехала в университет Оклахомы, где преподавал Кен Пайки его специалисты-лингвисты, чтобы пройти интенсивный курс обучения лингвистике. После завершения программы ЛИЛ она попросила о приеме и была включена в штат Библейских переводчиков Уиклифа. Прослышав о происшедшем, Нейт написал ей письмо с выражением одобрения и поддержки и подчеркнул важность ее миссии: «Мое отношение к переводческой работе таково, что, если бы Господь столь очевидно не призвал меня к авиационной работе, я наверняка стал бы заниматься переводом. Какая бесценная привилегия оставить за собой что-то… что позволит Господу работать среди новых племен через Его собственное Слово…»

 Первым назначением Рейчел стало служение в Перу для индейцев pirn. Оно обогатило ее ценным опытом, но не принесло полного удовлетворения. Всем сердцем она стремилась работать с теми племенами, где еще не было миссионеров, а среди пиро благовестие уже проводилось. Кроме того, она не могла идти в ногу со своим партнером, который хорошо говорил на их языке, когда приехала Рейчел. Поэтому другое назначение стало для нее хорошей новостью. Ее просили заменить Дорис Кокс и Лоретту Андерсон, поскольку каждая из них по очереди брала отпуск, оставляя, таким образом, вторую напарницу одну в работе среди индейцев племени сапаро, известных охотников за головами.

 После двух лет временного назначения среди сапаро Рейчел взяла отпуск в Эквадор, чтобы навестить Нейта и его жену, и именно в тот момент она почувствовала призыв выучить язык аука, самого страшного племени в Эквадоре, горя желанием однажды принести им Евангелие. Но на ее пути стояло одно важное препятствие. «Я просто не знала, что делать с этой жаждой новой работы, — писала она, — ибо переводчики Уиклифа не работали в Эквадоре, а у меня не было желания покидать Уиклиф. Я любила этих людей, дорогих мне как семья, и не могла с ними расстаться. Я никому не говорила о своей тревоге, кроме перуанского пастора, Божьего человека, который обещал молиться за меня и за племя, к которому я была призвана». Ответ на молитвы Рейчел пришел раньше, чем она смела надеяться. Она только вернулась в Перу на рабочее собрание, когда Кам Таунсенд сделал неожиданное объявление: «Я хочу зачитать письмо, которое только что пришло от эквадорского посланника в Соединенных Штатах, с приглашением работать среди индейских племен в Эквадоре…»

 В феврале 1955 г. Рейчел вместе со своей напарницей, доктором Кэтрин Пик (Catherine Peeke), прибыла в Гасиенду Ила, ранчо поблизости от территории аука. Их пригласили изучать язык аука с одной из работниц, Даюмой, молодой женщиной из племени аука, которая бежала из него несколько лет тому назад, спасая свою жизнь во время межплеменной войны. На ранчо работали и другие женщины из племени аука, но только Даюма могла помочь, потому что помнила язык достаточно хорошо; и все же даже ее речь была перемешана с кечуа, языком племени, в котором она жила после побега. Несмотря на трудности, к концу первого месяца Рейчел добилась значительных успехов. У нее имелись словарные списки, составленные другими людьми, и всего лишь за несколько недель словарь слов и фраз Рейчел намного пополнился. Однако препятствия оставались. Даюма по многу часов работала в поле и лишь свободное время могла посвятить занятиям с Рейчел. Но, даже когда она была свободна, общение проходило медленно, часто сопровождалось показом каких-то действий и разыгрыванием сценок: «Иногда способная индианка, понимая идею, инсценировала сценку, подыскивая значение слова для Рейчел, то ползая, как ребенок, то бросаясь вперед в яростном припадке. Такие сценки всегда сопровождались веселым смехом, что иногда превращало обучение в веселое развлечение».

 Летом 1955 г. физически истощенная Рейчел покинула Гасиенду Ила, и продолжительная болезнь помешала ей вернуться до следующего года. Тем временем весь мир потрясло еще одно нападение на белых людей, нападение, принесшее дикарям репутацию убийц. Эти новости отозвались сильной болью в сердце Рейчел. Ее любимый младший брат Нейт был убит вместе с четырьмя друзьями теми самыми людьми, которым ее призвал служить Бог. Для многих людей ее возвращение в Эквадор и дальнейшее изучение языка аука после такого страшного события были непонятными, но Рейчел стремилась оправдать безуспешные попытки брата.

 Хотя сама Рейчел стремилась сблизиться с аука как можно быстрее, она возражала против других преждевременных попыток контакта с этим племенем, которые могли привести к риску для жизни и еще больше восстановить аука против миссионеров. Однако некоторые люди не обладали таким терпением, может быть, предвкушая ту популярность, которую они приобретут в случае успеха. Такое нетерпение послужило причиной настойчивых требований использовать Даюму как посредника при встрече с индейцами, но Рейчел воспротивилась. Она твердо стояла на том, что, поскольку Даюма еще не обращена в христанство, она не сможет вести работу по благовестию, даже если контакт будет успешным, а никто, кроме Даюмы, не знал языка достаточно хорошо, чтобы сообщить им духовные истины. Благоразумие взяло верх, и настойчивые призывы использовать Даюму утихли.

 Хотя Рейчел, казалось, так заботилась о том, чтобы ее подопечную не эксплуатировали и не подвергали ее жизнь опасности, она все же приняла спорное решение взять Даюму с собой в длительное путешествие, явно не посчитавшись с интересами девушки. Зимой 1957 г. из Калифорнии Рейчел получила неожиданное приглашение появиться вместе с Даюмой перед телекамерой. Сначала Рейчел отказалась, убежденная, что будет вредно «выхватить девушку из джунглей, из привычного ей окружения и внезапно бросить в мир Голливуда», но, продолжает ее биограф, «в ее душе наступил мир… когда Господь дал ей осознание того, что программа предоставит ей возможность поделиться с американской публикой собственными мыслями о тех племенах, что не имеют Библии».

 Это был не первый случай, когда соображения популярности и успеха взяли верх над соображениями безопасности экзотического «туземца». Более века назад Роберт Моффат приехал в Кейптаун с Африканером, «прирученным» вождем готтентотов, и с тех пор другие миссионеры считали возможным предпринимать подобные путешествия ради завоевания популярности. Но Даюма была совершенно не готова к восприятию чужого мира и культуры, и опасность нанести ей этим путешествием сильный вред казалась неприемлемо большой. Конечно, никто не мог отрицать ценность Даюмы как редкой диковинки, но стоило ли удовлетворять любопытство американской публики и пытаться привлечь внимание к переводчикам Уиклифа ценой перерыва в занятиях языком (первостепенное служение Рейчел) и таким большим риском для физического и психического состояния Даюмы?

 Прибыв в Соединенные Штаты, Рейчел вместе с Даюмой приняла участие в программе «Это твоя жизнь»

 Ральфа Эдвардса. А Билли Грэм, хорошо осознавая то внимание, которое привлечет к себе Даюма, пригласил ее в качестве одной из своих гостей на новогоднее выступление 1957 г. в Мэдисон-сквер-гарден. Даже крещение Даюмы превратилось в представление для привлечения внимания публики. Она полетела в Уитон на частном самолете Р. Дж. Летурно (R. G. LeTour-neau) и там, в Уитонской свободной протестантской церкви с напутствием пастора Уилбура Нельсона (Wilbur Nelson), в присутствии огромного количества публики, она приняла крещение, проведенное доктором В. Рей-мондом Эдманом, а после этого прослушала непонятное сообщение по-английски, сказанное доктором Карлом Армердингом (Carl Armerding).

 Если популярность и благополучие Уиклифа повысились благодаря известности этого тура, никак нельзя сказать того же о Даюме. Эпидемия азиатского гриппа, охватившая Соединенные Штаты в 1957 г., свалила девушку с ног, поскольку у нее не выработалась еще та сопротивляемость организма, которой обладали многие американцы. У нее поднялась очень высокая температура, и в течение долгих дней она металась между жизнью и смертью. Кризис прошел, но выздоровление наступало медленно, и Рейчел пришлось остаться с ней в Соединенных Штатах на всю зиму. Путешествие, изначально рассчитанное на один месяц, затянулось на год — очень значительный период отсутствия, повлекший за собой замедление работы в Эквадоре.

 В это время в джунглях произошло одно волнующее событие. Из лесу вышли две женщины аука и остались с Элизабет Элиот, жившей неподалеку. Рейчел и Даюма были нужны именно в тот момент, но Даюма еще болела и не могла ехать домой. Рейчел прислали магнитофонную запись речи двух женщин аука, и только летом 1958 г., когда они смогли вернуться, Даюма встретилась со своими землячками лицом к лицу. Дальше события разворачивались довольно быстро. Когда закончились несколько недель интенсивных занятий по языку с Рейчел, Даюма и две другие женщины стали собираться в джунгли, обещая вернуться вновь. Они сдержали свое обещание и месяц спустя появились из лесу в Араджуно, где с радостью и волнением их встретила Мардж Сейнт, вдова Нейта.

 Довольно скоро состоялась еще одна долгожданная встреча с аука. Рейчел и Элизабет Элиот (со своей четырехлетней дочерью Валери) стали собираться в племя аука, и через неделю произошло событие огромной важности — мирная и дружеская встреча со страшным племенем аука. Они прожили в племени почти два месяца, изучая их образ жизни и совершенствуя знание языка.

 Это было волнующее время, но главное только начиналось. Вскоре на сцену вышла Евангелическая звукозапись, служительница которой Маргарет Картер (Marguerite Carter) стала работать с Даюмой и Рейчел, чтобы записать на магнитофон Евангельскую весть на языке аука. Этот язык несколько лет изучала талантливая доктор Кэтрин Пик из Уиклифа, и через девять лет после убийства пяти миссионеров на языке аука было опубликовано Евангелие от Марка. Произошло и еще одно знаменательное событие. Под руководством Даюмы аука выстроили взлетно-посадочную полосу, и, когда она была закончена, пилот МАБ Джонни Кинан, запасной член команды «Операция аука», приземлился на их территории вместе с другим пилотом. Так, благодаря кропотливой работе обеих сторон, мирно встретились бел?1е люди и аука.

 Таким же значительным событием, как работа переводчиков, строительство посадочной полосы и личная встреча с аука, явилось постепенное принятие Христа племенем аука. Среди них были шестеро виновников убийства в Палм-Бич, рассказавшие о своих страхах в день трагедии 1956 г., когда они в ужасе решили, что белые люди пришли убить и съесть их. Один из убийц, Кимо, стал пастором в своем племени и именно он имел уникальную привилегию крестить в Палм-Бич на реке Курарай Стива и Кейти Сейнт, детей Нейта. В дальнейшей истории об аука будет много светлых дней, но между этими горными вершинами величайших достижений встретятся также дни и месяцы, заполненные утомительной, а иногда и скучной лингвистической и переводческой работой, чтобы однажды аука смогли прочесть Писание на родном языке и больше не зависеть от белого человека в вопросах духовного роста.

Мирон Бромли

 Специальность миссионерского переводчика ассоциируется чаще с БПУ, чем с другими организациями, и с географической точки зрения больше связана с Латинской Америкой, чем с остальными регионами мира. Однако стоит отметить работу, выполненную в этой области другими организациями и в других частях света. Усилия Христианско-миссионерского союза, Миссии неохваченных земель и еще нескольких миссионерских обществ в глубинке голландской Новой Гвинеи (Западный Ириан) являются одним из ярких тому примеров. «Продвижение Христианско-миссионерского союза в Западный Ириан и, в частности, на территорию долины Балием многие считают великим миссионерским достижением этого века», — пишет Дж. X. Хантер (J. H. Hunter), и именно труды Мирона Бромли сделали такое продвижение возможным.

 ХМС начиная с 1930-х гг. был заинтересован в том, чтобы охватить изолированные племена дани (dani) в долине Балием, и тогда великий миссионерский деятель, Р. А. Джаффрей (R. A. Jaffray), сам слишком больной, чтобы руководить экспедицией, отправил в это путешествие двух молодых и смелых миссионеров. Однако это начинание остановила Вторая мировая война и вторжение японских захватчиков. В команде миссионеров были человеческие жертвы, включая смерть Джаффрея, который выздоровел и тоже присоединился к первопро-ходческой партии, но умер в японском лагере для военнопленных в 1945 г., всего за две недели до прекращения огня и освобождения пленных.

 Только в 1954 г. Мирон Бромли вошел в долину Балием с маленькой группой миссионеров ХМС, чтобы организовать первую станцию миссии. Бромли вырос в Мидвилле, Пенсильвания, и получил образование в Ньякском миссионерском колледже, в теологической семинарии Асбери и в аспирантуре университета Миннесоты. Он стал блестящим лингвистом и стремился использовать свои знания в области, совершенно нетронутой языкознанием. Бромли был холостяком и, по словам Рассела Хитта, «больше стремился узнать людей племени дани и «расколоть» их язык, чем интересовался собственной внешностью. Он ходил в старом армейском кителе цвета хаки, к которому была прикреплена зубная щетка на металлической цепочке… Часто он был небрит и носил старую потрепанную шляпу. В его палатке стояла неубранная походная кровать, по сторонам заваленная книгами, бумагами, лекарствами, консервами и всякой всячиной».

 До прибытия в Новую Гвинею Бромли выучил голландский язык, чтобы получить доступ к единственному источнику информации — научным трудам по культуре дани. Но, даже имея определенные знания, он был потрясен, впервые увидев, как живут люди этого племени. «Смерть, смерть, смерть! Когда это прекратится? — писал он вскоре после приезда. — Или когда, по крайней мере, она будет освещаться Светом жизни, который пронзит насквозь эту трагедию? Год заканчивается неделей смерти от войн, болезней и междоусобиц. Мы молимся, чтобы Бог дал вскоре родиться новой жизни в сердцах этих людей. Я стараюсь помочь нашим друзьям, щипцами вытаскивая из их тел наконечники стрел. Я пытаюсь им помочь таблетками. Но меня сбивает с ног внезапность смерти. Мы иногда мечтаем, что работа принесет успех, если бы не войны и междоусобица, только затем, чтобы сидеть вместе с раскрашенными соплеменниками тех, кто лежит в новой куче жертв. Мы мечтаем о больших достижениях только затем, чтобы потом нас потряс необъяснимый личный провал». Единственным ответом было христианство, и приведение племени дани к Христу зависело от преодоления языкового барьера — цель, которая заставляла Бромли работать все быстрее.

 Но как бы Бромли ни желал сосредоточить свои усилия только на языке, каждый день по многу часов уходило на «врачевание». Дани нуждались в серьезной медицинской помощи и быстро поняли, что лекарства белого человека творят чудеса. Найти подходящего консультанта по языку стало другой сложной проблемой, которую Бромли также должен был решить. Проработав некоторое время с одним человеком, он обнаружил, что у того существуют проблемы с произношением и что некоторые слова в его устах даже отдаленно не напоминают настоящего произношения племени дани. Бромли преодолел и это препятствие, комментируя первоначальную неудачу так: «Ну что ж, это все же не так плохо, как рассказ Юджина Нида о новом миссионере, который нашел единственного человека, желавшего ему помочь, но оказавшегося заикой».

 Хотя Бромли столкнулся с трудностями в схватке с языком дани, он искал возможности поделиться Евангелием сразу, как только смог связать вместе несколько слов, показавшихся ему осмысленными. Однако же он быстро понял, что делиться Евангельской вестью — это нечто большее, чем просто лингвистическое усилие: «Это было одно из самых обескураживающих переживаний, какое я когда-либо испытывал, — вспоминал он позже. — Я использовал картинки из календаря с иллюстрациями к Писаниям и пытался объяснить, как мог доходчиво и просто. Но туземцы смотрели на меня так, словно я говорил на латинском языке о цене на пшеницу в Азии… И все же в некоторых деревнях долины Пугима, где я впервые разговаривал с людьми на их языке, меня встретили серией интересных вопросов. Воистину, это труд Его Духа, и, если Он не откроет умы и сердца людей, наша задача невыполнима. Вероятно, Господь хотел напомнить мне, что Его весть не является тем, что можно навязать второпях, но есть искупительный клич Доброй вести, которой следует страстно делиться силой Его Духа».

 Как опытный лингвист, Бромли разработал определенный план изучения языка: в первые месяцы 1955 г. он сосредоточил свои усилия на интонации, ударении и долготе гласных. В результате его исследований появился научный труд, озаглавленный «Фонетическая структура языка Нижней долины Гранд-Балием» («The Phonetic Structure of the Language of the Lower Grand Baliem Valley»). В ней он рассказал о главном достижении в изучении языка, когда обнаружил, что в нем на четыре гласных звука больше, чем он думал вначале. От его внимания ускользнули две «высоко-передние двойные Е-подобные гласные» и «две высоко-задние W или двойные О-подобные гласные». Это исследование помогло открыть дверь для освоения трудного языка дани.

 Хотя Бромли добился успехов в фонетике в первый же год, «грамматика, — писал он другу в 1955 г., — все еще находилась в пеленках». Он обнаружил, что давнее убеждение, согласно которому большинство отставших в культурном отношении людей в мире говорят на простейших языках, оказалось ложным, по крайней мере, в случае с дани. Синтаксис этого языка был достаточно сложным, а глагольные формы в некоторых случаях похожи на какчикельский в Мексике, где один глагол мог иметь до двух тысяч форм.

 Как трудно было найти общий язык с людьми племени дани, видно из письма Бромли к матери летом 1955 г., в котором он рассказывал о попытке научить индейцев одному стиху из Библии:

 «Я пытался говорить с ними об Ин. 3:16, но я уверен, что совершил множество ошибок… Ты можешь представить, насколько неправильным было мое истолкование, ведь у нас нет соответствующих слов для определения понятий «Бог», «верить» или «вечная жизнь». Я говорю об «Отце Иисуса», потому что мы пока не знаем о вере этих людей, которая могла бы предоставить нам хороший термин для понятия «Бог». Они знают о духах своих умерших, о духах, производящих шум, о похищающих сердца духах народов Нижней долины, которые заставляют людей сходить с ума. Они говорят о солнце и луне, как о муже и жене, и они думают о дожде, как о человеке. Они также говорят о крошечном человечке на небесах, называемом Hulisogom, но ничего не знают о происхождении земли. Пока я не обнаружил у них ничего подобного мифу о сотворении.

 Для понятия «верить» я взял слово, означающее «слышать» или «понимать». Я могу сказать «я думаю, он говорит правду», но это несколько отличается от библейской веры.

 Что касается вечной жизни, я им говорю, что мы останемся живыми, но это не идея Иисуса или Иоанна. Или же я могу сказать, что наши кожа и кости, наша плоть и кровь умрут, но души будут жить, хотя это тоже не идея Библии. Как сказать, что Бог сотворил в нас новую жизнь, которая становится нашей сразу, сейчас и навсегда — это то, чего я еще не знаю.

 Когда я пытаюсь объяснить концепцию смерти Иисуса ради людей, я говорю, что Он умер ради нас, чтобы мы остались живы… но вся центральная концепция искупления выше уровня понимания, выраженного на нашем языке. Может быть, оттого, что мы не знаем толком, как сказать о грехе. Обычно я использую выражение «плохой поступок», но это совершенно отличается от истинной концепции греха. Можно говорить о нарушении табу, но я не хотел бы этим воспользоваться, потому что мы не уверены в достаточной степени в значении слова wesa, или табу, в умах и культуре этих людей. Действия, которые очевидно грешны для нас, являются предметом, достойным похвалы в их культуре — убийство, жестокость к врагам, ненависть, гордость, ревность, презрение к слабым и бедным».

 Языковое служение Бромли индейцам дани означало больше, нежели просто труд по усвоению их языка и переводу на него Писаний. Бромли занимался еще и обучением других миссионеров. В 1956 г. в долину Балием прибыли шесть новых пар из Совета, и Бромли проводил долгие часы, изучая вместе с ними язык. Он также работал с другими миссионерами из других миссионерских обществ, включая Уола Тернера (Wal Turner), миссионера из МНЗ, который после окончания Летнего института лингвистики был твердо убежден в том, что «никогда не будет лингвистом». Но когда он приехал в долину Балием, то осознал, что без знания языка работать не может, и с помощью Бромли постепенно превратился в знающего лингвиста и активного проповедника для народа дани.

 Продолжая служение в долине Балием, Бромли и его коллеги-миссионеры начали работать и среди ранее не достигнутых Евангелием племен. Они часто встречали сопротивление, иногда на них совершали нападения, грозившие их жизни. Не раз Бромли и его коллегам приходилось бежать, спасая свою жизнь от стрел дани. Каждый новый контакт с племенем прибавлял Бромли работы. Он обнаружил, что только в долине Балием (около сорока миль в длину) имелось три главных диалекта и целый ряд ответвлений от каждого из них. Но с каждым новым диалектом скорость овладения лингвистическим материалом, опыт и способности только возрастали.

 Огромные успехи Бромли как лингвиста в течение первых лет в долине Балием стали возможны благодаря его целеустремленности и тому факту, что он не был связан семейными узами. Коллеги высоко ценили его неустанные усилия, но, по крайней мере некоторые из них, считали, что его возможность трудиться с полной отдачей только увеличится с женитьбой. Один из руководителей Совета сказал об этом его матери, которая, в свою очередь, передала это самому Бромли; и тот был более чем разгневан такими разговорами. «Я знаю, что холостяцкая жизнь может превратиться в привычку, — коротко ответил он руководителю, — и я просил Бога избавить меня от упрямства в этом вопросе. Однако один фактор достаточно твердо отвернул меня от такой возможности — многие другие также уловили в этом водительство Божье. Я чувствую, что Бог достаточно мягко объясняет мне что-то о моей жизни до того, как Он говорит, или, по крайней мере, в то время, как Он говорит обо мне другим людям, если только я хочу слышать».

 Явно Бог что-то сказал Бромли и освободил его от упрямства, потому что в 1957 г., когда он поехал в Мельбурн, Австралия, чтобы посетить лингвистический институт, он встретил доктора Марджори Тиг (Marjorie Teague), имевшую тягу к миссионерской работе. На следующий год они поженились и поехали в отпуск в Соединенные Штаты, после чего вернулись в долину Балием для совместной работы среди племени дани.

 Шло время, и языковый барьер был преодолен, а дани начали обращаться к христианству. К 1961 г. ХМС объявил о появлении более двадцати церквей и около восьми тысяч верующих только в долине. Цена такого достижения была высокой, несколько миссионеров Союза заплатили за нее своей жизнью, начиная с периода оккупации страны японцами в 1940 г., но то была цена, которую стоило заплатить. Дани больше не убивали и не ели друг друга. Пожизненные враги теперь делили между собой общую чашу причастия.

 Глава 14. Радиовещание и звукозапись: глушение радиопередач

 Вскоре после начала широкомасштабного использования радио в 1920-х гг. дальновидные христиане также стали применять это новшество в целях распространения Евангелия. Джон Цоллер (John Zoller) в Джексоне, Мичиган, Пол Рейдер (Paul Raider) в Чикаго, Р. Р. Браун в Омахе и Чарлз Фуллер (Charles E. Fuller) в Санта-Ане, Калифорния, были первопроходцами в области христианского радиовещания. И когда христианские руководители Америки только начали работу с радио, более дальновидные христиане уже мечтали о том, какое влияние окажет радиовещание на иностранные миссии. Доктор Уолтер А. Мейер (Walter A. Maier), открывший в 1930 г. «Лютеранский час», был одним из первых зачинателей миссионерского радио и к 1960-м гг. на сотнях радиостанций он вещал на весь мир. Однако Кларенс Джоунс более чем кто-либо другой сделал миссионерское радио популярным. Видя его успех с ВБИХ (Вестник благословений Иисуса Христа), начали появляться на свет другие независимые миссионерские радиовещательные компании, самыми крупными из которых стали Дальневосточная радиовещательная компания и «Трансмировое радио».

 С самого начала миссионерское радио не рассматривалось отдельно от традиционных миссионерских методов. Некоторые миссионеры, правда, вначале относились к радио скептически, но скоро они осознали ценность этого изобретения, прокладывавшего дорогу для их служения. «Оно дает традиционному миссионерскому усилию огромное оружие и средство распространения Евангелия», по словам Эйба Ван Дер Пая (Abe Van Der Puy) из «Мирового радио миссионерского братства». «До недавнего времени во многих районах Латинской Америки миссионерам было очень трудно разговаривать с людьми о Евангелии. Однако те же самые люди с готовностью слушают радио у себя дома… Теперь, когда миссионеры начинают беседовать с людьми о Евангелии, те часто отвечают: «А, вы такие же, как те из ВБИХ»».

 Величайшая ценность миссионерского радио заключается не только в оказании помощи отдельным миссионерам. «Радио расширило границы и потенциал традиционных миссионерских возможностей», по словам Петра Дейнеки-младшего (Peter Deyneka Jr.), директора Славянского евангельского общества, потому что «оно идет туда, куда не могут пойти миссионеры, и охватывает люде и, которые не отреагировали бы на обычные формы обращения». Радио также активно используется для укрепления поместных церквей в поле миссионерской деятельности. Одной из основных причин организации HLKX в Корее руководителями МЕС (Миссия «Евангельский союз») была подготовка программ, адресованных поместным церквам. ELWA, являющаяся собственностью и руководимая Суданской внутренней миссией, также передавала программы, которые готовились в основном для христиан, не только в Либерии, где находилась радиостанция, но и для других африканских стран, расположенных по соседству.

 Во многих странах миссионерским радиостанциям приходилось считаться с правительственными законами, ограничивавшими религиозную пропаганду и создание христианских программ, а в некоторых случаях христианское радиовещание было совсем запрещено. Очень редко миссионерское радио встречало доброжелательное отношение со стороны правительства, и одним из ярких примеров такого отношения является Кения. Там государство владело и руководило радиостанцией «Голос Кении» мощностью 100 000 ватт, выделяя двадцать два часа в сутки бесплатного времени для религиозных программ — и большая часть этого времени отводилась Африканской внутренней миссии. В 1978 г., когда президент Джомо Кениата умер, правительство объявило тридцать дней официального траура и освободило эфир от всех передач, кроме новостей и христианской музыки, что являлось весьма значительным решением, поскольку большая часть населения Кении — это мусульмане.

 Ценность радио привела многих миссионеров, помимо АВМ, к активному участию в расширении радиовещания, когда они стали создавать собственные программы и покупать время у существующих станций, избегая таким образом расходов и ответственности за работу собственной радиостанции. Славянское евангельское общество и Библейский христианский союз, например, оба тратили большую часть своего миссионерского бюджета на производство программ, направленных на Советский Союз. Некоторые миссии, такие, как ЛАРЕ — Латиноамериканский радиоевангелизм, — полностью сосредоточили усилия на радиопрограммах и развитии служения вокруг лидеров своего движения. Финкенбендер («Hermano Pablo» Finkenbender), их самый популярный радиоведущий, работал на радио в 1960-х гг., выходя в эфир более двухсот раз в день на разных станциях по всей Латинской Америке.

 Сегодня, в связи с увеличением мощности радиопередатчиков и широким распространением транзисторных радио, христианские радиостанции охватывают все большее количество людей. По словам Барри Сиделла (Barry Siedell), «практически нет ни единого квадратного фута на земле, до которого хотя бы раз в день не дошло радиосообщение с благовестием». Но, к сожалению, радио было не в состоянии охватить вещанием огромные массы населения мира, чей язык или диалект слишком мал, чтобы на нем готовить передачи для эфира. Чтобы заполнить этот пробел, прибегли к помощи звукозаписи и аудиоевангелизма, и теперь Евангелие доходит до самых отдаленных племен, чей язык часто не имеет даже письменности. Евангельская звукозапись охватила сейчас практически весь мир.

Кларенс У. Джоунс и ВБИХ

 Как и другим специализированным помощникам миссионерского служения, миссионерскому радио приходилось прокладывать себе дорогу в нелегкой борьбе; и без мудрости такого провидца, как Кларенс У. Джоунс, миссионерское радио не могло бы занять подобающего ему места. Джоунс не побоялся использовать это «орудие дьявола» в целях благовестил и достаточно спокойно вынес все насмешки, которые на него обрушились. Люди из его церкви называли затею Джоунса безрассудством. Только глупец решил бы отправиться в чужую страну, чтобы организовать там радиостанцию, когда в этой стране всего шесть принимающих радиоцентров. Но Джоунс считал, что миссии должны быть на передней линии фронта сообщений, если поставлена задача проповедовать Евангелие всему миру; а если пока многие христиане не понимали правильности подобного решения, это его не очень тревожило.

 Он родился в 1900 г. в Иллинойсе, и даже самые ранние его воспоминания связаны с христианским служением, поскольку оба его родителя являлись офицерами Армии спасения. Когда ему исполнилось двенадцать лет, уступив многочисленным просьбам отца, ему разрешили вступить в Армию спасения, где он быстро научился играть на нескольких музыкальных инструментах, а позже совершенствовал свою игру на тромбоне — инструменте, который стал его визитной карточкой. Джонс обратился под влиянием служения Пола Рейдера из команды Мооди; после обращения он поступил в Библейский институт Мооди, который окончил в 1921 г. старостой класса и выпускником, которому выпала честь выступить с прощальной речью.

 После выпуска Джоунс работал с Полом Рейдером. Сначала он помогал в организации палаточных собраний, а позже участвовал в новом служения Рейдера в Чикагской евангельской скинии, которая вскоре стала основой для всемирного миссионерского движения — служение, привлекшее такие таланты, как Ланс Латем, Мерил Данлоп и Карлтон Бут (Lance Latham, Merill Dunlop, Carlton Booth). Джоунс играл на тромбоне в квартете медных инструментов и стал руководителем радиовещательной программы Скинии, которая начала свою работу с организации первой коммерческой радиостанции в Чикаго.

 Хотя Джоунс в Библейском институте Мооди специализировался по миссиям, мысли о миссионерской работе в период сотрудничества с Рейдером отступили в сторону. Но в 1927 г., когда он помогал Рейдеру организовать библейскую конференцию и стал ее директором, его сердце вновь тронуло сознание необходимости благовестия миру в тот момент, когда он услышал эмоциональное обращение Рейдера к молодым с призывом вступать в ряды миссионеров. В последовавшие недели и месяцы он убедился, что Бог хотел призвать его в Южную Америку, чтобы там впервые в истории организовать миссионерское радио.

 В 1928 г., несмотря на скептицизм многих друзей и коллег, Джоунс поехал в Южную Америку, надеясь выяснить условия организации радиослужения в Венесуэле. Путешествуя по деревням и городам, он воочию убедился в настоятельной необходимости проповеди Евангелия. Об этом периоде он писал в своем дневнике так: «Насколько бесконечной выглядит задача миссионерского служения здесь, в Венесуэле, при том что наша работа так медленно набирает скорость! Эта страна является лишь маленькой частью огромного континента, во многих местах которого не слышали миссионерского свидетельства. Миссионерской работе можно было бы существенно помочь и намного ускорить проповедь благовестия возможной организацией регулярных испанских радиопрограмм. По всей Венесуэле существует прекрасная возможность проповеди Евангелия, и я много молюсь все эти дни, прося Господа сотворить великие и чудные дела Твои, Господи Боже Вседержитель! (Отк. 15:3)». Но вместо «великих и чудных дел» Бог закрыл дверь в Венесуэлу. Правительственные чиновники ответили категорическим отказом на его просьбу. С подобным предложением Джоунс посетил Колумбию, Панаму и Кубу, но ответ везде был одинаков.

 Вернувшись домой, Джоунс чувствовал себя смущенным и расстроенным. Все деньги и время были потрачены впустую. Порой ему казалось, что вся его затея была бессмысленной, как думали многие. Кэтрин, его жена, тайком ликовала, по словам его биографа. «Ее первоначальный энтузиазм угас и, имея на руках двух малышей, она просто не хотела ехать в другую страну. Совсем не хотела». Для Джоунса это было тяжелое время. «Затем наступил такой трагический период, что Кларенс, отчаянно нуждаясь в деньгах для содержания семьи и не в состоянии избавиться от ощущения полного провала, пожалел о своем предприятии с Южной Америкой, которое выставило его в глупом свете, и решил бросить все — работу в Скинии, мечты о миссионерском служении, свою семью — и завербоваться на флот. Его не приняли из-за того, что у него было плохое зрение».

 Вполне возможно, что мечты Джоунса о миссионерском радио так и угасли бы, если бы не одна преданная делу пара, которая появилась в его жизни в последующие месяцы. Рубен и Грейс Ларсон (Reuben and Grace Larson) служили в Эквадоре в Христианско-миссионерском союзе с 1924 г. Во время отпуска в 1930 г. они посетили Чикагскую евангельскую скинию, чтобы рассказать о своей работе. Ларсоны вовсе не считали поездку Джоунса в Южную Америку провалом — он просто ездил не в те страны. Он проехал мимо чудесной страны Эквадор, по провидению Божьему даже не пытаясь добиться в этой стране разрешения на организацию радиовещания. Лишь Рубен и Грейс помогли ему правильно оценить возможность создания миссионерского радио в Южной Америке.

 Для организации первого в мире миссионерского радио существенным аспектом явилась работа в дружной команде, и Джоунс часто цитировал Джонатана Гофорта, говоря: «Бог никогда не просил меня выполнить работу, Он просто посылал мне людей, которые помогали мне выполнить ее». Несколько мужчин и женщин внесли ценный вклад в осуществление мечты Джоунса, но труд Рубена Ларсона в установлении первых контактов с эквадорскими чиновниками невозможно недооценить. Пока Джоунс собирал деньги в Соединенных Штатах, Ларсоны вернулись в Эквадор и добились необходимого разрешения от правительственных чиновников.

 Хотя эквадорские чиновники вначале скептически отнеслись к идее устройства протестантской радиостанции, Ларсон был настойчив и 15 августа 1830 г. он прислал Джоунсу телеграмму, приглашая его приехать как можно быстрее, объявив о подписании контракта на двадцать пять лет. «Мы ясно видели руку Божью, двигающую всем Конгрессом Эквадора, — писал он, — заставляя их в этой закрытой католической стране согласиться на служение евангельского радио». Однако Джоунс не успел получить телеграмму от Ларсона. Он так стремился скорее начать работу, что, когда в Штаты пришла телеграмма, уже находился на пути в Южную Америку.

 Но те недели, что прошли после приезда Джоунса в Эквадор, стали неделями отчаяния. Едва высохли чернила на разрешении, как инженеры, равно как и чиновники американского Госдепартамента, сообщили миссионерам, что Эквадор, в частности Кито, не подходит для радиотрансляций. Горы и близкое соседство экватора представляли собой непреодолимое препятствие. Но «каким бы неразумным и нелогичным не казалось такое поведение, — писал его биограф, — Кларенс был абсолютно уверен, что Кито являлось Божьим местом для Его голоса в Южной Америке». Поэтому он продолжал работать над претворением в жизнь своих планов, и через год, несмотря на все разочарования, радиостанция ВБИХ — Вестник благословений Иисуса Христа — стала реальностью. Этот день вошел в историю. Программа первого миссионерского радио была передана в прямом эфире в Рождество 1931 г. с радиопередатчика мощностью 250 ватт, расположенного в овчарне в Кито, Эквадор. Кларенс играл на тромбоне, фоном для его концерта служили тихие звуки органной музыки, а Рубен молился на испанском. Все тринадцать приемных радиостанций в стране были настроены на их волну, и в эфире звучал «Голос Анд».

 В последующие месяцы было официально зарегистрировано «Мировое радио миссионерского братства» и велись ежедневные передачи. Правда, случались и кризисные моменты. Когда в Соединенных Штатах усилилась депрессия, пожертвования резко сократились. За весь 1923 г. новой миссии было пожертвовано менее одной тысячи долларов, а в 1933 г. банк, через который Джоунс и его коллеги получали ежемесячные чеки, свернул свою работу, а позже обанкротилась и Чикагская евангельская скиния, основа финансовой поддержки миссионеров. Будущее юной радиостанции казалось сомнительным. Стоя на коленях в маленькой комнатке, Джоунс целый день просил водительства Божьего: «Должны ли мы продолжать работу в ВБИХ, или нужно все бросить и ехать домой?»

 Тот день был тяжелым для Джоунса, но он покинул радиостанцию с уверенностью в том, что Бог выведет их из кризиса. Когда он вечером того же дня вышел в эфир, в его голосе звучали нотки радости. За несколько дней до истечения последнего срока оплаты он сумел взять в долг у друга деньги и, заложив радиопередатчик, избежал немедленного закрытия станции. В дальнейшем МРМБ постепенно выбралась из финансовых затруднений.

 Одной из причин того, что ВБИХ удалось выжить, явилось растущее признание со стороны правительства и народа Эквадора. С самого начала Ларсон и Джоунс активно сотрудничали с правительственными чиновниками, согласившись сделать свои передачи не только религиозными, но и учебно-просветительскими. Евангельские программы всегда разрабатывались с позитивной точки зрения, чтобы избежать враждебных отношений с католической церковью. Ключевым моментом их философии был патриотизм, поэтому президент Эквадора всегда имел открытый доступ к эфиру и часто использовал вещательное время и возможности христианской радиостанции, особенно в дни праздников.

 Слава о радиостанции росла, количество приемных станций в Эквадоре увеличилось, и ВБИХ, по словам биографа Джоунса, «охватывал все слои общества, разрушая барьеры, препятствующие распространению Евангелия. Миссионеры (многие из которых вначале категорически возражали против идеи христианского радио) обнаружили, что если раньше их гнали и забрасывали камнями на улицах, то теперь они могли открыто служить. И даже если они встречали на дверях надпись «Протестантам вход запрещен», из-за дверей доносились звуки радиопередачи «Голос Анд» ВБИХ. Казалось, их слушают все».

 Тридцатые годы стали временем интенсивного роста ВБИХ. Первым существенным дополнением к радиостанции явился радиопередатчик мощностью 1000 ватт, достигавший границ Эквадора; не прошло и десяти лет, как был установлен еще один передатчик мощностью в 10 000 ватт. Одному Джоунсу его установка была бы не под силу с финансовой точки зрения, и он вернулся в Соединенные Штаты, чтобы найти деньги. Самое большее, на что он надеялся, был 5000-ваттный передатчик, но он собрал лишь три из десяти необходимых тысяч долларов, а время подходило к концу. Как раз перед отплытием он получил неожиданную телеграмму: «Если хотите повидать меня перед отъездом, приезжайте». Телеграмма была подписана Р. Г. Летурно, богатым промышленником, имевшим репутацию человека, который отдавал огромную долю своих прибылей христианским организациям. Визит Джоунса к Летурно закончился тем, чего он никак ожидать не мог. Вначале Летурно предложил подписать чек на необходимые семь тысяч долларов для приобретения бывшего в употреблении 5000-ваттного передатчика, но позже он переменил решение, поскольку стало известно, что бывший в употреблении передатчик имеет дефекты. Тогда Летурно решил отдать Джоунсу новый радиопередатчик, изготовленный на его заводе в Пеории [Город в штате Иллинойс. — Примеч. пер.], и вместо начальных 5000 ватт он удвоил мощность до 10 000 ватт.

 В Пасхальное воскресенье 1940 г. президент Эквадора Андрее Кордова включил новый передатчик на 10 000 ватт, разносивший теперь Евангелие на еще большее расстояние, чем раньше. Как далеко, можно было только догадываться, но самые оптимистичные наблюдатели удивлялись, когда письма стали приходить из Новой Зеландии, Японии, Индии, Германии и России. То, что какие-то 10 000 ватт могут вешать на такие огромные расстояния, удивляло, но объяснение, данное позже специалистами в области радио, оказалось простым. Хотя Джоунса предупреждали о том, что нельзя размещать радиостанцию рядом с экватором, именно такое расположение позже назвали «самым прекрасным для идущей с севера на юг линии радиовещания», потому что «равное расстояние от магнитных полюсов» делает его «уникальным местом в мире, самым свободным от атмосферных помех»». Высокий подъем в горах рядом с Кито явился дополнительным плюсом: 100-футовая башня на выступе горы в 9600 футов почти равнялась 10000-футовой антенне.

 С ростом мощности ВБИХ росло и качество выпускаемых программ. С Джоунсом, как могут подтвердить многие его коллеги, работать было нелегко. Он полностью отдавался работе и был максималистом, требовавшим отличного качества во всех областях радиовещания, и некоторые считали его тираном. Живая музыка была первоклассной, а за опоздание на репетицию не принималось оправданий. Даже дети боялись властного контроля Кларенса, и случалось, их исключали из программы, когда игра не удовлетворяла его высоким требованиям. Но подобный подход директора станции к работе превращал финансово зависимую организацию в высокопрофессиональную радиостанцию, получавшую высочайшие комплименты даже от светских критиков. В 1950-е и 1960-е гг. ВБИХ продолжал расти, увеличив свою мощность до 500 000 ватт, но в этот период происходили не только счастливые, но и печальные события в жизни Джоунса и его семьи. В 1953 г. в автокатастрофе жена Кларенса Кэтрин получила травму головы и долго оставалась в коме, а у Кларенса оказалась серьезно поврежденной лицевая часть головы Все сомневались в том, что он сможет продолжать играть на тромбоне. Выздоровление шло медленно, но к концу года оба вернулись к служению. Затем, в 1966 г, в другой автомобильной катастрофе погиб их единственный сын, Дик, вместе с женой и детьми служивший миссионером в Панаме. В обоих случаях Джоунс вернулся к работе с еще большим рвением.

 В 1981 г., когда Джоунс жил на пенсии во Флориде, ВБИХ праздновал свое пятидесятилетие. За полвека со дня основания «Мировое радио миссионерского братства» стало много большим, чем просто радиостанцией. Сегодня под его руководством работают две больницы, передвижная клиника, типография и выходят цветные телевизионные программы — все это в дополнение к круглосуточному радиовещанию в Кито (вещание на пятнадцати языках) и к двум филиалам радиостанции в Панаме и Техасе.

Кеннет Пайк

 Одним из самых блестящих переводчиков и наиболее прославленных лингвистов XX в. был признан, как в светском мире, так и в христианских кругах, Кеннет Пайк (Kenneth Pike), в течение многих лет возглавлявший Летний институт лингвистики. Профессор Мичиганского университета, автор множества научных книг и статей и всегда желанный докладчик на семинарах и конференциях, Пайк мог

 бы прекрасно вписаться в легкую жизнь в Америке, но его сердце принадлежало Мексике и другим малоразвитым странам, где не было Библии на их родном языке. Он чувствовал себя комфортно, разговаривая и с неграмотным индейцем-миштеком, и с выдающимся профессором из французского университета. Он внес огромный вклад в лингвистическую науку, но прежде всего оставался миссионером, стремящимся поделиться Евангелием с теми, кто никогда о нем не слышал.

 Пайк родился в Коннектикуте в 1912 г. в семье сельского врача, чьего заработка едва хватало, чтобы прокормить жену и восьмерых детей. В детстве он был более чем обычным ребенком и нисколько не походил на будущего гения. Он рос несуразным и неловким и плохо переносил любую поездку в транспорте, почти до истерики боялся высоты и был настолько нервозным, что это вызывало появление язвочек во рту и волдырей на ногах. Внешность его также мало впечатляла. Правда, он достиг выдающихся успехов в Гордонском колледже и закончил его с отличием, но когда пытался заняться избранной специальностью, то встретил на своем пути препятствия. Он обратился в Китайскую внутреннюю миссию и был принят в школу кандидатом, но по окончании обучения ему отказали в должности миссионера. Это решение обосновали всего лишь двумя причинами: нервный характер кандидата и (невероятно, но это так) трудности с языком — особенно его неспособность к правильному произношению.

 Больше года с большой горячностью Кен рассказывал родным и друзьям о своих планах поездки в Китай, поэтому отказ КВМ явился для него жестоким ударом. Но все же он решил стать миссионером. Через год работы с Администрацией гражданских рабочих он начал писать в миссионерские советы, интересуясь обучением в области лингвистики и библейского перевода, не испугавшись тех языковых проблем, с которыми столкнулся в школе как кандидат КВМ.

 Из всех руководителей миссионерских советов, с которыми связывался Пайк, ответил только Легтерс из Исследовательского миссионерского агентства (позже — БПУ), пригласив его посетить лагерь Уиклифа. Итак, лето 1935 г. Пайк провел в летнем лагере в штате Арканзас, но даже там он произвел не очень благоприятное впечатление. Рассказывают, что, наблюдая из окна за блеклым Пайком, Легтерс разочарованно заметил: «Господи, неужели Ты не мог послать нам что-нибудь получше?» Но Кам Таунсенд сумел разглядеть за шероховатой внешностью Пайка огромный потенциал будущего ученого и служителя.

 Завершив программу летнего семестра, Пайк отправился в Мексику изучать язык племени миштеков. Несмотря на невероятную трудность, какую представлял собой анализ такого сложного тонального языка, он нашел эту задачу интересной, его старания стали приносить богатые плоды, и в результате он быстро продвигался вперед в своих лингвистических познаниях. Кама настолько впечатлили его успехи в области лингвистики, что он пригласил его вернуться в лагерь Уиклифа преподавателем на следующее лето. Так началась его карьера педагога, продлившаяся всю жизнь.

 Возвращение в Арканзас каждым летом, чтобы преподавать в Летнем институте лингвистики, стало обычным делом в жизни Пайка. Там летом 1938 г. он возобновил свое знакомство с Эвелин Гризит (Evelyn Onset), племянницей Кама, которая готовилась к служению переводчицей в Мексике. Эвелин была талантливой и умной молодой женщиной. Она закончила Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и продолжила обучение в Библейском институте лингвистики для последующей работы над библейскими переводами. Такое образование позволяло ей стать не только матерью и женой. Их брак с Кеном следующим ноябрем привел к образованию лингвистического союза, где дух сотрудничества проявил себя как нельзя лучше. Она получила ученую степень в области лингвистики в Мичиганском университете, написала ряд книг и статей, а позже работала преподавателем-почасовиком в этом университете вместе с мужем. У них было трое детей, и ей приходилось выполнять обязанности матери и домашней хозяйки. Кен очень часто принимал на себя заботы о детях и хлопоты по дому, когда нужно было освободить жену.

 Ученые изыскания Кена в области лингвистики начались на заре миссионерского служения. На второй год работы в Мексике он сломал ногу и лег в больницу За это время он выполнил просьбу Кама написать учебник по фонетике в помощь студентам Уиклифа. Кен боялся этого задания, но как только начал работать, оно ему понравилось. Из больничной палаты он писал своему другу: «Когда занимаюсь, я становлюсь счастливым… если вещи начинают складываться».

 До окончательного завершения рукописи он послал готовые главы мичиганскому профессору Эдварду Сапиру, являвшемуся одним из мировых экспертов по индейским языкам. Труд молодого ученого произвел хорошее впечатление на Сапира, и тот пригласил его приехать в Мичиганский университет для дальнейшего обучения. Воодушевленный также и Камом Таунсен-дом, Пайк начал занятия в аспирантуре в 1937 г., а к лету 1941 г. он закончил ее, и ему присвоили степень доктора наук.

 Научные труды Пайка, аспирантура, работа в ЛИЛ и помощь другим студентам в разрешении сложных вопросов долго не позволяли ему заняться главным — переводом Библии на миштекский язык. Завершив работу над докторской диссертацией в 1941 г., он с Эвелин и маленькой дочерью вернулся в Мексику, чтобы сосредоточить свои усилия на одном племени и одном языке; и в 1951 г., через десять лет и после большого количества перерывов, Новый Завет был готов к печати.

 В течение десяти лет после окончания перевода Нового Завета Пайк исполнял множество других обязанностей. Каждое лето он служил директором и преподавателем ЛИЛ. Он также продолжил писать и занимался преподавательской деятельностью; а в 1945 г., получив приглашение, вернулся в Мичиганский университет на год исследовательской работы, тогда как Эвелин осталась в Мексике. Затем, в 1948 г., имея четыре книги в печати, он стал адъюнкт-профессором в Мичиганском университете — должность, позволившая ему продолжить и другие занятия.

 Закончив Новый Завет на миштекском, Пайк посвятил свое время помощи другим лингвистам в разрешении трудностей с языком. Хотя его устремления все больше были связаны с наукой, ученые труды Пайка очень помогали практическим переводчикам, полагавшимся на его языковое чутье. Он был требовательным преподавателем, и студенты часто боялись идти на его занятия, но они также знали, что, совершенствуясь на основе его теории и опыта, они в дальнейшем сэкономят годы трудов в разрешении задач, лежащих на пути миссионеров-переводчиков.

 Профессор Пайк всегда в первую очередь стремился сделать свои занятия отвечающими требованиям реальной жизни, и иногда его лекции были настолько же интересными, насколько поучительными. Еще в первые годы своей преподавательской деятельности, когда ЛИЛ только что переехал в Университет Оклахомы, его лекции слыли «как развлекательными, так и назидательными». «Кто сказал, что фонетика скучное занятие? — писал репортер в «Оклахома Дейли» о курсе Пайка. — Полный зал студентов сидел на краешках стульев, встречая смехом каждое его свежее сравнение и пользуясь любой возможностью самим принять участие в происходящем. Совершенно точно, что в университете нет более живого курса…»

 Еще более занятной, чем лекции, являлась демонстрация ознакомления с ранее незнакомым языком, даваемая при стечении большого количества народу. Пайк показывал на практике, как быстро незнакомый язык можно выучить без переводчика. На сцене рядом с Пайком располагалось несколько классных досок и несколько разных предметов различного размера (палки, листья и другие) и находился незнакомец, которого Пайк раньше не знал и языка которого он никогда не слышал. Однако еще до окончания встречи оба человека начинали удивительно легко общаться друг с другом. «После посещения одной такой демонстрации, — пишет сестра Пайка, Евника, — вы начинаете верить, что скоро Кен поймет разницу между «одной палкой» и «двумя палками», «большим листом» и «маленьким листом» и т. д.

 Он, может быть, возьмет пару глаголов, например, «я сажусь» и «он садится» и даже «я бью тебя» в сравнении с «ты бьешь меня». Существительные в родительном падеже, спряжение глаголов и т. д. кажутся такими легкими, но Кен на этом не останавливается. Он переходит к предложениям с подлежащими и дополнениями и даже, может быть, косвенными дополнениями. В последние годы он мог построить предложения и с зависимыми, и с независимыми придаточными… Скорость, с которой он это делает, всегда поражает, и забавно наблюдать за реакцией незнакомца, помогающего ему. Совершенно очевидно, что он получает огромное удовольствие от встречи. Когда Кен, прочитав каракули на доске, составляет и проговаривает свое первое предложение, незнакомец удивляется и радуется. Аудитория тоже в восторге, и раздаются аплодисменты».

 Пайк продолжал преподавать в Мичиганском университете и ЛИЛ и в то же время начал заниматься другими разделами языкознания помимо фонетики. Чем больше он учил и учился, тем больше мог помочь лингвистам и переводчикам Библии во всем мире. Он сумел наладить переводческую работу в Южной и Центральной Америке, где обнаружил множество сходного в различных индейских языках, и когда библейские переводчики Уиклифа перешли от Латинской Америки в другие регионы мира, он стал делать то же. Новые языковые группы, с которыми столкнулись студенты ЛИЛ, побудили его глубже закопаться в свои изыскания и собирать информацию от многих всемирно известных ученых-лингвистов. Путешествия стали другим важным аспектом его служения, и к 1960-м гг. он руководил работой в таких отдаленных регионах, как Папуа и Новая Гвинея, где консультировал и обучал работников двадцати двум различным языкам.

 Хотя жизнь путешественника заводила Пайка в самые отдаленные уголки мира, только в 1980 г. он сумел добраться до места, к которому его сердце тянулось всегда. Почти за пятьдесят лет до этого события явные языковые проблемы не позволили ему отправиться в Китай; в то время он не смел мечтать, что когда-то вместе с женой приедет в Институт иностранных языков в Бейцзине (т. е. Пекине) в Китайской Народной Республике с лекциями по лингвистике. Хотя лекции читались в светском институте, он знал, что по провидению Божьему те семена, которые он однажды посеял, когда-то будут использованы для дальнейшей библейской переводческой работы в Китае, так же, как подобные светские лекции помогли начинающим библейским переводчикам в других частях света.

 Не многие лингвисты за всю историю мира получали столько почестей и наград, как доктор Кеннет Пайк. Своим первым учебником по фонетике он «революционизировал мышление в этой области», как сказал профессор Эрик Хамп (Eric Натр) из Чикагского университета, и это было лишь начало. «Справедливо отметить, — продолжает Хамп, — что половина сырой информации из экзотических языков, появившейся к услугам теоретиков-лингвистов за последнюю четверть века, может быть отнесена за счет учения, влияния и усилий Кеннета Пайка… Мальчишеский энтузиазм Пайка, присущий его изысканиям, и его скромность в разрешении каждой новой проблемы едва ли позволят предположить неподготовленному наблюдателю, что он видит одного из воистину величайших лингвистов XX в.» Можно добавить — одного из величайших миссионеров XX в.

Марианна Слокем

 Одним из предметов наиболее яростных нападок критиков Кама Таунсен-да и его политики в отношении переводчиков Библии являлось то, что миссионеры Уиклифа концентрировали основные усилия на лингвистике и переводческой работе, а затем, с завершением своего труда, переходили к работе с новым племенем. «А как же евангелизм и насаждение церквей?» — кричали критики. Ответ Кама был очень прост. Он и его последователи должны были специализироваться не на благовестим и распространении церквей, а, скорее, нести Слово Божье тем, кто не имел Его на своем родном языке. И все же переводчики Библии активно вовлекались в проповедь Евангелия, и благодаря их энтузиазму и присутствию во всех регионах мира там возникли тысячи новых церквей. Ярким примером такого евангелизма стало эффективное служение Марианны Слокем (Marianna Slocum) сначала в Мексике, а позже в Колумбии.

 Марианна родилась в Филадельфии, где закончила колледж, а затем поступила на курсы в Филадельфийскую библейскую школу. Ее отец был университетским профессором и плодовитым писателем, поэтому любовь к языкам и писательский талант проявились у нее естественным образом. В первые годы обучения в колледже она почувствовала призыв Божий к переводческой работе в племени, и когда ее обучение закончилось, она пришла учиться в лагерь Уиклифа, а летом 1940 г. вступила в ряды БПУ. Ее первым назначением было племя chol самом южном мексиканском штате Чьяпас, всего лишь на расстоянии дневного пути от племени цельтали, где Билл Бентли (Bill Bentley), молодой человек, с которым Марианна познакомилась в лагере Уклифа, также занимался переводческой работой.

 В феврале 1941 г. Билл и Марианна объявили о помолвке, а на следующее лето они вернулись в Соединенные Штаты, где стали готовиться к скромной свадьбе. Это была романтическая история, но закончилась она трагически. 23 августа, за шесть дней до свадьбы, Билл умер во сне, очевидно, из-за сердечной недостаточности, о наличии которой он не знал раньше. После похорон в Топике, штат Канзас, Марианна уехала в лагерь Уиклифа и поклялась закончить работу, которую Билл начал в племени цельтали.

 Марианна вернулась в Мексику одна, и вскоре к ней присоединилась другая одинокая переводчица. Они жили в одной комнате на кофейном ранчо, принадлежавшем немцу, там же, где раньше жил Билл, когда работал с группой из племени цельтали. Первые месяцы и годы были очень сложными для Марианны. Индейцы много пили, скандалили и нимало не скрывали своего враждебного отношения к молодым американкам. Через некоторое время коллега Марианны уехала. Приезжали и уезжали другие партнеры, пока в 1947 г. не появилась Флоренс Гердел (Florence Gerdel), медсестра, прибывшая на время и оставшаяся на срок более двадцати лет.

 Обеим женщинам казалось, что перед ними стоит неподъемная задача. Марианна работала каждый день по многу часов, борясь с трудностями языка, а Флоренс воевала с алкоголем, грязью, суевериями и демонической властью местных колдунов. И в ответ на все их старания не появлялось почти никаких признаков успеха. Прошло почти семь лет, прежде чем индеец цельтали — сын колдуна-знахаря — открыто провозгласил о своей вере.

 Его свидетельство, испытанное жестокими преследованиями, привело к спасению других, и вскоре только в деревне Корралито уже насчитывалось более ста обращенных. Начались воскресные богослужения, и уже сотни индейцев приходили на них из других деревень даже в дождливый сезон, когда горные дороги размывало грязью и бурные потоки мутной воды делали любое передвижение почти невозможным.

 6 августа 1956 г. стал волнующим днем для Марианны и для более тысячи христиан из племени цельтали. Маленький желтый самолет МАБ прилетел с драгоценным грузом — первым изданием Нового Завета на языке цельтали. В поместной церкви прошла служба посвящения, а затем индейцы сотнями выстроились в очередь, чтобы купить копию Божьего Слова на родном языке. Это был кульминационный момент, завершивший пятнадцать одиноких и трудных лет, и один из счастливейших дней в жизни Марианны.

 По завершении перевода Нового Завета и отрывков из Ветхого, гимнов и букваря Марианна поняла, что ее работа с племенем цельтали закончилась. Церковь под руководством местных священнослужителей была крепкой, и Флоренс также собиралась передать всю медицинскую работу подготовленным ею индейцам. Были другие индейцы племени цельтали с другим диалектом, жившие в глухом и влажном лесу, не имевшие письменности, и в апреле 1957 г., после короткого полета МАБ и шестичасового пути пешком, Марианна и Флоренс еще раз окунулись в чужую культуру, начав все сначала.

 Тот опыт, что Марианна приобрела в работе над первым переводом, ускорил выполнение второй задачи, и в 1965 г., всего лишь через восемь лет после их с Флоренс приезда, они опять отметили веху в своем служении — распространяя Новый Завет на языке бачаджон (bachajon). Все эти годы они занимались не только переводческой работой. Флоренс заботилась о медицинских нуждах индейцев и подготавливала медицинских помощников, больших успехов миссионерки достигли и в проповеди Евангелия. В тот день, когда пришла первая партия Нового Завета, христиане из более чем сорока приходов — некоторые пришли за много миль — встречали пилота МАБ, и опять были слезы радости, когда сотни людей выстроились в очередь, чтобы купить Новый Завет на языке бачаджон.

 «Сколько он стоит?» — часто звучал вопрос, когда индейцы стояли в очереди. Им отвечали, что он стоит семнадцать с половиной песо, но истинную цену невозможно было выразить в деньгах. Одиночество, болезни, недружелюбие, примитивные жилищные условия, отказ от семейной жизни составляли цену Нового Завета на языке этих индейцев. Но эту дорогую цену Марианна заплатила с радостью. И когда ее работа с людьми племени бачаджон завершилась, они с Флоренс опять начали все сначала в Южных Андах в Колумбии.

Рейчел Сейнт

 Самой известной переводчицей Библии XX в., может быть, исключая лишь самого Кама Таунсенда, была Рейчел Сейнт, сестра пилота МАБ Нейта Сейнта, погибшего мученической смертью от рук индейцев племени аука в 1956 г. Появление Рейчел в популярной телевизионной программе «Это твоя жизнь» и ее участие в выступлениях Билли Грэма усилили доброжелательное отношение общественности к служению переводчиков Библии. Это еще раз доказало, что женщины со способностями к языкам в отдаленных племенах джунглей могут сделать то, что не смогли мужчины. Именно Рейчел стала жить среди людей того племени, где убили ее брата, и она общалась с ними на их языке с любовью и прощением, которые имела к ним через Иисуса Христа.

 Интерес к миссионерской деятельности возник у Рейчел еще в детстве. Этот интерес она передала младшему брату Нейту, когда читала или пересказывала ему миссионерские рассказы. Но, хотя она была на девять лет старше его и первой проявила интерес к миссиям, сначала отправился на миссионерскую работу в Южной Америке именно он, правда, произошло это всего лишь на несколько месяцев раньше. Желание Рейчел стать иностранной миссионеркой — которое круто изменило всю ее жизнь — осуществилось, только когда ей исполнилось тридцать. По словам Этель Уоллис (Ethel Wallis), принять это решение для нее «означало покинуть удобную, счастливую жизнь христианского служения и направиться к примитивному существованию где-то в дебрях амазонских джунглей».

 Переводческая работа более чем какой-либо другой аспект служения интересовала Рейчел, поэтому она обратилась в ЛИЛ и в 1948 г. приехала в университет Оклахомы, где преподавал Кен Пайки его специалисты-лингвисты, чтобы пройти интенсивный курс обучения лингвистике. После завершения программы ЛИЛ она попросила о приеме и была включена в штат Библейских переводчиков Уиклифа. Прослышав о происшедшем, Нейт написал ей письмо с выражением одобрения и поддержки и подчеркнул важность ее миссии: «Мое отношение к переводческой работе таково, что, если бы Господь столь очевидно не призвал меня к авиационной работе, я наверняка стал бы заниматься переводом. Какая бесценная привилегия оставить за собой что-то… что позволит Господу работать среди новых племен через Его собственное Слово…»

 Первым назначением Рейчел стало служение в Перу для индейцев pirn. Оно обогатило ее ценным опытом, но не принесло полного удовлетворения. Всем сердцем она стремилась работать с теми племенами, где еще не было миссионеров, а среди пиро благовестие уже проводилось. Кроме того, она не могла идти в ногу со своим партнером, который хорошо говорил на их языке, когда приехала Рейчел. Поэтому другое назначение стало для нее хорошей новостью. Ее просили заменить Дорис Кокс и Лоретту Андерсон, поскольку каждая из них по очереди брала отпуск, оставляя, таким образом, вторую напарницу одну в работе среди индейцев племени сапаро, известных охотников за головами.

 После двух лет временного назначения среди сапаро Рейчел взяла отпуск в Эквадор, чтобы навестить Нейта и его жену, и именно в тот момент она почувствовала призыв выучить язык аука, самого страшного племени в Эквадоре, горя желанием однажды принести им Евангелие. Но на ее пути стояло одно важное препятствие. «Я просто не знала, что делать с этой жаждой новой работы, — писала она, — ибо переводчики Уиклифа не работали в Эквадоре, а у меня не было желания покидать Уиклиф. Я любила этих людей, дорогих мне как семья, и не могла с ними расстаться. Я никому не говорила о своей тревоге, кроме перуанского пастора, Божьего человека, который обещал молиться за меня и за племя, к которому я была призвана». Ответ на молитвы Рейчел пришел раньше, чем она смела надеяться. Она только вернулась в Перу на рабочее собрание, когда Кам Таунсенд сделал неожиданное объявление: «Я хочу зачитать письмо, которое только что пришло от эквадорского посланника в Соединенных Штатах, с приглашением работать среди индейских племен в Эквадоре…»

 В феврале 1955 г. Рейчел вместе со своей напарницей, доктором Кэтрин Пик (Catherine Peeke), прибыла в Гасиенду Ила, ранчо поблизости от территории аука. Их пригласили изучать язык аука с одной из работниц, Даюмой, молодой женщиной из племени аука, которая бежала из него несколько лет тому назад, спасая свою жизнь во время межплеменной войны. На ранчо работали и другие женщины из племени аука, но только Даюма могла помочь, потому что помнила язык достаточно хорошо; и все же даже ее речь была перемешана с кечуа, языком племени, в котором она жила после побега. Несмотря на трудности, к концу первого месяца Рейчел добилась значительных успехов. У нее имелись словарные списки, составленные другими людьми, и всего лишь за несколько недель словарь слов и фраз Рейчел намного пополнился. Однако препятствия оставались. Даюма по многу часов работала в поле и лишь свободное время могла посвятить занятиям с Рейчел. Но, даже когда она была свободна, общение проходило медленно, часто сопровождалось показом каких-то действий и разыгрыванием сценок: «Иногда способная индианка, понимая идею, инсценировала сценку, подыскивая значение слова для Рейчел, то ползая, как ребенок, то бросаясь вперед в яростном припадке. Такие сценки всегда сопровождались веселым смехом, что иногда превращало обучение в веселое развлечение».

 Летом 1955 г. физически истощенная Рейчел покинула Гасиенду Ила, и продолжительная болезнь помешала ей вернуться до следующего года. Тем временем весь мир потрясло еще одно нападение на белых людей, нападение, принесшее дикарям репутацию убийц. Эти новости отозвались сильной болью в сердце Рейчел. Ее любимый младший брат Нейт был убит вместе с четырьмя друзьями теми самыми людьми, которым ее призвал служить Бог. Для многих людей ее возвращение в Эквадор и дальнейшее изучение языка аука после такого страшного события были непонятными, но Рейчел стремилась оправдать безуспешные попытки брата.

 Хотя сама Рейчел стремилась сблизиться с аука как можно быстрее, она возражала против других преждевременных попыток контакта с этим племенем, которые могли привести к риску для жизни и еще больше восстановить аука против миссионеров. Однако некоторые люди не обладали таким терпением, может быть, предвкушая ту популярность, которую они приобретут в случае успеха. Такое нетерпение послужило причиной настойчивых требований использовать Даюму как посредника при встрече с индейцами, но Рейчел воспротивилась. Она твердо стояла на том, что, поскольку Даюма еще не обращена в христанство, она не сможет вести работу по благовестию, даже если контакт будет успешным, а никто, кроме Даюмы, не знал языка достаточно хорошо, чтобы сообщить им духовные истины. Благоразумие взяло верх, и настойчивые призывы использовать Даюму утихли.

 Хотя Рейчел, казалось, так заботилась о том, чтобы ее подопечную не эксплуатировали и не подвергали ее жизнь опасности, она все же приняла спорное решение взять Даюму с собой в длительное путешествие, явно не посчитавшись с интересами девушки. Зимой 1957 г. из Калифорнии Рейчел получила неожиданное приглашение появиться вместе с Даюмой перед телекамерой. Сначала Рейчел отказалась, убежденная, что будет вредно «выхватить девушку из джунглей, из привычного ей окружения и внезапно бросить в мир Голливуда», но, продолжает ее биограф, «в ее душе наступил мир… когда Господь дал ей осознание того, что программа предоставит ей возможность поделиться с американской публикой собственными мыслями о тех племенах, что не имеют Библии».

 Это был не первый случай, когда соображения популярности и успеха взяли верх над соображениями безопасности экзотического «туземца». Более века назад Роберт Моффат приехал в Кейптаун с Африканером, «прирученным» вождем готтентотов, и с тех пор другие миссионеры считали возможным предпринимать подобные путешествия ради завоевания популярности. Но Даюма была совершенно не готова к восприятию чужого мира и культуры, и опасность нанести ей этим путешествием сильный вред казалась неприемлемо большой. Конечно, никто не мог отрицать ценность Даюмы как редкой диковинки, но стоило ли удовлетворять любопытство американской публики и пытаться привлечь внимание к переводчикам Уиклифа ценой перерыва в занятиях языком (первостепенное служение Рейчел) и таким большим риском для физического и психического состояния Даюмы?

 Прибыв в Соединенные Штаты, Рейчел вместе с Даюмой приняла участие в программе «Это твоя жизнь»

 Ральфа Эдвардса. А Билли Грэм, хорошо осознавая то внимание, которое привлечет к себе Даюма, пригласил ее в качестве одной из своих гостей на новогоднее выступление 1957 г. в Мэдисон-сквер-гарден. Даже крещение Даюмы превратилось в представление для привлечения внимания публики. Она полетела в Уитон на частном самолете Р. Дж. Летурно (R. G. LeTour-neau) и там, в Уитонской свободной протестантской церкви с напутствием пастора Уилбура Нельсона (Wilbur Nelson), в присутствии огромного количества публики, она приняла крещение, проведенное доктором В. Рей-мондом Эдманом, а после этого прослушала непонятное сообщение по-английски, сказанное доктором Карлом Армердингом (Carl Armerding).

 Если популярность и благополучие Уиклифа повысились благодаря известности этого тура, никак нельзя сказать того же о Даюме. Эпидемия азиатского гриппа, охватившая Соединенные Штаты в 1957 г., свалила девушку с ног, поскольку у нее не выработалась еще та сопротивляемость организма, которой обладали многие американцы. У нее поднялась очень высокая температура, и в течение долгих дней она металась между жизнью и смертью. Кризис прошел, но выздоровление наступало медленно, и Рейчел пришлось остаться с ней в Соединенных Штатах на всю зиму. Путешествие, изначально рассчитанное на один месяц, затянулось на год — очень значительный период отсутствия, повлекший за собой замедление работы в Эквадоре.

 В это время в джунглях произошло одно волнующее событие. Из лесу вышли две женщины аука и остались с Элизабет Элиот, жившей неподалеку. Рейчел и Даюма были нужны именно в тот момент, но Даюма еще болела и не могла ехать домой. Рейчел прислали магнитофонную запись речи двух женщин аука, и только летом 1958 г., когда они смогли вернуться, Даюма встретилась со своими землячками лицом к лицу. Дальше события разворачивались довольно быстро. Когда закончились несколько недель интенсивных занятий по языку с Рейчел, Даюма и две другие женщины стали собираться в джунгли, обещая вернуться вновь. Они сдержали свое обещание и месяц спустя появились из лесу в Араджуно, где с радостью и волнением их встретила Мардж Сейнт, вдова Нейта.

 Довольно скоро состоялась еще одна долгожданная встреча с аука. Рейчел и Элизабет Элиот (со своей четырехлетней дочерью Валери) стали собираться в племя аука, и через неделю произошло событие огромной важности — мирная и дружеская встреча со страшным племенем аука. Они прожили в племени почти два месяца, изучая их образ жизни и совершенствуя знание языка.

 Это было волнующее время, но главное только начиналось. Вскоре на сцену вышла Евангелическая звукозапись, служительница которой Маргарет Картер (Marguerite Carter) стала работать с Даюмой и Рейчел, чтобы записать на магнитофон Евангельскую весть на языке аука. Этот язык несколько лет изучала талантливая доктор Кэтрин Пик из Уиклифа, и через девять лет после убийства пяти миссионеров на языке аука было опубликовано Евангелие от Марка. Произошло и еще одно знаменательное событие. Под руководством Даюмы аука выстроили взлетно-посадочную полосу, и, когда она была закончена, пилот МАБ Джонни Кинан, запасной член команды «Операция аука», приземлился на их территории вместе с другим пилотом. Так, благодаря кропотливой работе обеих сторон, мирно встретились бел?1е люди и аука.

 Таким же значительным событием, как работа переводчиков, строительство посадочной полосы и личная встреча с аука, явилось постепенное принятие Христа племенем аука. Среди них были шестеро виновников убийства в Палм-Бич, рассказавшие о своих страхах в день трагедии 1956 г., когда они в ужасе решили, что белые люди пришли убить и съесть их. Один из убийц, Кимо, стал пастором в своем племени и именно он имел уникальную привилегию крестить в Палм-Бич на реке Курарай Стива и Кейти Сейнт, детей Нейта. В дальнейшей истории об аука будет много светлых дней, но между этими горными вершинами величайших достижений встретятся также дни и месяцы, заполненные утомительной, а иногда и скучной лингвистической и переводческой работой, чтобы однажды аука смогли прочесть Писание на родном языке и больше не зависеть от белого человека в вопросах духовного роста.

Мирон Бромли

 Специальность миссионерского переводчика ассоциируется чаще с БПУ, чем с другими организациями, и с географической точки зрения больше связана с Латинской Америкой, чем с остальными регионами мира. Однако стоит отметить работу, выполненную в этой области другими организациями и в других частях света. Усилия Христианско-миссионерского союза, Миссии неохваченных земель и еще нескольких миссионерских обществ в глубинке голландской Новой Гвинеи (Западный Ириан) являются одним из ярких тому примеров. «Продвижение Христианско-миссионерского союза в Западный Ириан и, в частности, на территорию долины Балием многие считают великим миссионерским достижением этого века», — пишет Дж. X. Хантер (J. H. Hunter), и именно труды Мирона Бромли сделали такое продвижение возможным.

 ХМС начиная с 1930-х гг. был заинтересован в том, чтобы охватить изолированные племена дани (dani) в долине Балием, и тогда великий миссионерский деятель, Р. А. Джаффрей (R. A. Jaffray), сам слишком больной, чтобы руководить экспедицией, отправил в это путешествие двух молодых и смелых миссионеров. Однако это начинание остановила Вторая мировая война и вторжение японских захватчиков. В команде миссионеров были человеческие жертвы, включая смерть Джаффрея, который выздоровел и тоже присоединился к первопро-ходческой партии, но умер в японском лагере для военнопленных в 1945 г., всего за две недели до прекращения огня и освобождения пленных.

 Только в 1954 г. Мирон Бромли вошел в долину Балием с маленькой группой миссионеров ХМС, чтобы организовать первую станцию миссии. Бромли вырос в Мидвилле, Пенсильвания, и получил образование в Ньякском миссионерском колледже, в теологической семинарии Асбери и в аспирантуре университета Миннесоты. Он стал блестящим лингвистом и стремился использовать свои знания в области, совершенно нетронутой языкознанием. Бромли был холостяком и, по словам Рассела Хитта, «больше стремился узнать людей племени дани и «расколоть» их язык, чем интересовался собственной внешностью. Он ходил в старом армейском кителе цвета хаки, к которому была прикреплена зубная щетка на металлической цепочке… Часто он был небрит и носил старую потрепанную шляпу. В его палатке стояла неубранная походная кровать, по сторонам заваленная книгами, бумагами, лекарствами, консервами и всякой всячиной».

 До прибытия в Новую Гвинею Бромли выучил голландский язык, чтобы получить доступ к единственному источнику информации — научным трудам по культуре дани. Но, даже имея определенные знания, он был потрясен, впервые увидев, как живут люди этого племени. «Смерть, смерть, смерть! Когда это прекратится? — писал он вскоре после приезда. — Или когда, по крайней мере, она будет освещаться Светом жизни, который пронзит насквозь эту трагедию? Год заканчивается неделей смерти от войн, болезней и междоусобиц. Мы молимся, чтобы Бог дал вскоре родиться новой жизни в сердцах этих людей. Я стараюсь помочь нашим друзьям, щипцами вытаскивая из их тел наконечники стрел. Я пытаюсь им помочь таблетками. Но меня сбивает с ног внезапность смерти. Мы иногда мечтаем, что работа принесет успех, если бы не войны и междоусобица, только затем, чтобы сидеть вместе с раскрашенными соплеменниками тех, кто лежит в новой куче жертв. Мы мечтаем о больших достижениях только затем, чтобы потом нас потряс необъяснимый личный провал». Единственным ответом было христианство, и приведение племени дани к Христу зависело от преодоления языкового барьера — цель, которая заставляла Бромли работать все быстрее.

 Но как бы Бромли ни желал сосредоточить свои усилия только на языке, каждый день по многу часов уходило на «врачевание». Дани нуждались в серьезной медицинской помощи и быстро поняли, что лекарства белого человека творят чудеса. Найти подходящего консультанта по языку стало другой сложной проблемой, которую Бромли также должен был решить. Проработав некоторое время с одним человеком, он обнаружил, что у того существуют проблемы с произношением и что некоторые слова в его устах даже отдаленно не напоминают настоящего произношения племени дани. Бромли преодолел и это препятствие, комментируя первоначальную неудачу так: «Ну что ж, это все же не так плохо, как рассказ Юджина Нида о новом миссионере, который нашел единственного человека, желавшего ему помочь, но оказавшегося заикой».

 Хотя Бромли столкнулся с трудностями в схватке с языком дани, он искал возможности поделиться Евангелием сразу, как только смог связать вместе несколько слов, показавшихся ему осмысленными. Однако же он быстро понял, что делиться Евангельской вестью — это нечто большее, чем просто лингвистическое усилие: «Это было одно из самых обескураживающих переживаний, какое я когда-либо испытывал, — вспоминал он позже. — Я использовал картинки из календаря с иллюстрациями к Писаниям и пытался объяснить, как мог доходчиво и просто. Но туземцы смотрели на меня так, словно я говорил на латинском языке о цене на пшеницу в Азии… И все же в некоторых деревнях долины Пугима, где я впервые разговаривал с людьми на их языке, меня встретили серией интересных вопросов. Воистину, это труд Его Духа, и, если Он не откроет умы и сердца людей, наша задача невыполнима. Вероятно, Господь хотел напомнить мне, что Его весть не является тем, что можно навязать второпях, но есть искупительный клич Доброй вести, которой следует страстно делиться силой Его Духа».

 Как опытный лингвист, Бромли разработал определенный план изучения языка: в первые месяцы 1955 г. он сосредоточил свои усилия на интонации, ударении и долготе гласных. В результате его исследований появился научный труд, озаглавленный «Фонетическая структура языка Нижней долины Гранд-Балием» («The Phonetic Structure of the Language of the Lower Grand Baliem Valley»). В ней он рассказал о главном достижении в изучении языка, когда обнаружил, что в нем на четыре гласных звука больше, чем он думал вначале. От его внимания ускользнули две «высоко-передние двойные Е-подобные гласные» и «две высоко-задние W или двойные О-подобные гласные». Это исследование помогло открыть дверь для освоения трудного языка дани.

 Хотя Бромли добился успехов в фонетике в первый же год, «грамматика, — писал он другу в 1955 г., — все еще находилась в пеленках». Он обнаружил, что давнее убеждение, согласно которому большинство отставших в культурном отношении людей в мире говорят на простейших языках, оказалось ложным, по крайней мере, в случае с дани. Синтаксис этого языка был достаточно сложным, а глагольные формы в некоторых случаях похожи на какчикельский в Мексике, где один глагол мог иметь до двух тысяч форм.

 Как трудно было найти общий язык с людьми племени дани, видно из письма Бромли к матери летом 1955 г., в котором он рассказывал о попытке научить индейцев одному стиху из Библии:

 «Я пытался говорить с ними об Ин. 3:16, но я уверен, что совершил множество ошибок… Ты можешь представить, насколько неправильным было мое истолкование, ведь у нас нет соответствующих слов для определения понятий «Бог», «верить» или «вечная жизнь». Я говорю об «Отце Иисуса», потому что мы пока не знаем о вере этих людей, которая могла бы предоставить нам хороший термин для понятия «Бог». Они знают о духах своих умерших, о духах, производящих шум, о похищающих сердца духах народов Нижней долины, которые заставляют людей сходить с ума. Они говорят о солнце и луне, как о муже и жене, и они думают о дожде, как о человеке. Они также говорят о крошечном человечке на небесах, называемом Hulisogom, но ничего не знают о происхождении земли. Пока я не обнаружил у них ничего подобного мифу о сотворении.

 Для понятия «верить» я взял слово, означающее «слышать» или «понимать». Я могу сказать «я думаю, он говорит правду», но это несколько отличается от библейской веры.

 Что касается вечной жизни, я им говорю, что мы останемся живыми, но это не идея Иисуса или Иоанна. Или же я могу сказать, что наши кожа и кости, наша плоть и кровь умрут, но души будут жить, хотя это тоже не идея Библии. Как сказать, что Бог сотворил в нас новую жизнь, которая становится нашей сразу, сейчас и навсегда — это то, чего я еще не знаю.

 Когда я пытаюсь объяснить концепцию смерти Иисуса ради людей, я говорю, что Он умер ради нас, чтобы мы остались живы… но вся центральная концепция искупления выше уровня понимания, выраженного на нашем языке. Может быть, оттого, что мы не знаем толком, как сказать о грехе. Обычно я использую выражение «плохой поступок», но это совершенно отличается от истинной концепции греха. Можно говорить о нарушении табу, но я не хотел бы этим воспользоваться, потому что мы не уверены в достаточной степени в значении слова wesa, или табу, в умах и культуре этих людей. Действия, которые очевидно грешны для нас, являются предметом, достойным похвалы в их культуре — убийство, жестокость к врагам, ненависть, гордость, ревность, презрение к слабым и бедным».

 Языковое служение Бромли индейцам дани означало больше, нежели просто труд по усвоению их языка и переводу на него Писаний. Бромли занимался еще и обучением других миссионеров. В 1956 г. в долину Балием прибыли шесть новых пар из Совета, и Бромли проводил долгие часы, изучая вместе с ними язык. Он также работал с другими миссионерами из других миссионерских обществ, включая Уола Тернера (Wal Turner), миссионера из МНЗ, который после окончания Летнего института лингвистики был твердо убежден в том, что «никогда не будет лингвистом». Но когда он приехал в долину Балием, то осознал, что без знания языка работать не может, и с помощью Бромли постепенно превратился в знающего лингвиста и активного проповедника для народа дани.

 Продолжая служение в долине Балием, Бромли и его коллеги-миссионеры начали работать и среди ранее не достигнутых Евангелием племен. Они часто встречали сопротивление, иногда на них совершали нападения, грозившие их жизни. Не раз Бромли и его коллегам приходилось бежать, спасая свою жизнь от стрел дани. Каждый новый контакт с племенем прибавлял Бромли работы. Он обнаружил, что только в долине Балием (около сорока миль в длину) имелось три главных диалекта и целый ряд ответвлений от каждого из них. Но с каждым новым диалектом скорость овладения лингвистическим материалом, опыт и способности только возрастали.

 Огромные успехи Бромли как лингвиста в течение первых лет в долине Балием стали возможны благодаря его целеустремленности и тому факту, что он не был связан семейными узами. Коллеги высоко ценили его неустанные усилия, но, по крайней мере некоторые из них, считали, что его возможность трудиться с полной отдачей только увеличится с женитьбой. Один из руководителей Совета сказал об этом его матери, которая, в свою очередь, передала это самому Бромли; и тот был более чем разгневан такими разговорами. «Я знаю, что холостяцкая жизнь может превратиться в привычку, — коротко ответил он руководителю, — и я просил Бога избавить меня от упрямства в этом вопросе. Однако один фактор достаточно твердо отвернул меня от такой возможности — многие другие также уловили в этом водительство Божье. Я чувствую, что Бог достаточно мягко объясняет мне что-то о моей жизни до того, как Он говорит, или, по крайней мере, в то время, как Он говорит обо мне другим людям, если только я хочу слышать».

 Явно Бог что-то сказал Бромли и освободил его от упрямства, потому что в 1957 г., когда он поехал в Мельбурн, Австралия, чтобы посетить лингвистический институт, он встретил доктора Марджори Тиг (Marjorie Teague), имевшую тягу к миссионерской работе. На следующий год они поженились и поехали в отпуск в Соединенные Штаты, после чего вернулись в долину Балием для совместной работы среди племени дани.

 Шло время, и языковый барьер был преодолен, а дани начали обращаться к христианству. К 1961 г. ХМС объявил о появлении более двадцати церквей и около восьми тысяч верующих только в долине. Цена такого достижения была высокой, несколько миссионеров Союза заплатили за нее своей жизнью, начиная с периода оккупации страны японцами в 1940 г., но то была цена, которую стоило заплатить. Дани больше не убивали и не ели друг друга. Пожизненные враги теперь делили между собой общую чашу причастия.