Ранние века: благовестие в Римской империи
Настоятельная необходимость, прозвучавшая в Великом поручении, данном Иисусом Своим ученикам, возможно, не была по – настоящему осознана многими новозаветными верующими. В первые века это Поручение как таковое не стало движущей силой для быстрого роста церквей. Гонения рассеяли верующих по всему району Средиземноморья, и христианство быстро пустило корни в первую очередь там, где язычники, чтущие Бога, обратились в синагогах к иудейской вере. Язычники были приятно изумлены и обрадованы, услышав Благую весть, которая не требовала, чтобы обращенные язычники становились иудеями, но говорила об «очищении сердца от порочной совести» (Евр. 10:22). Таким образом, к концу I в. церковь возникла в Европе, Африке и Азии. К середине IV в. христианское движение, особенно в южной части империи, стало настолько мощным, что даже императоры были вынуждены принять христианство всерьез. Это доказывает лишь то, что новозаветное утверждение Великого поручения не столько вдохновило миссионеров на распространение этой веры, сколько представило описание самопроизвольного распространения живой и активной веры во Христа. Иисус сказал, что врата ада не одолеют ее, равно как и власть Рима, несмотря на регулярно повторявшиеся периоды гонений, не сумевшие остановить мощную волну неуклонного и наступательного продвижения истинной веры.
В то время как благовестие и возникновение церквей стало основной заботой новозаветной церкви, в IV в. на фоне внезапно возникшей свободы проступили всевозможные теологические проблемы. Христианские лидеры были поглощены борьбой с ересями, посягавшими на чистоту веры извне, а внутри возникали самые разнообразные доктринальные противоречия. Теологи изобретали новые символы веры, а церковные советы спорили обо всем, начиная с божественности Христа и кончая вопросом о том, имеет ли женщина душу. Истинное значение спасения и необходимость распространения Благой вести практически игнорировались.
Вторжение варваров и последовавшее за этим падение Римской империи, однако, положили быстрый конец всем подобным перебранкам. Западная Европа была в полном хаосе, и потребовался талант и способности такого выдающегося человека, как Григорий Великий, римский епископ 590 – 604 гг., чтобы стабилизировать обстановку в церкви и вновь оживить миссионерскую деятельность. Он увидел необходимость политических союзов и установил такую модель церковно – государственного сотрудничества, которая просуществовала несколько столетий. Он понимал, что церковь не сможет существовать среди враждебно настроенных народов без военной помощи их светских правителей.
Карл Великий (742 – 814), могущественный король франков, выделяется среди других правителей своей военной поддержкой христианства. Ни один другой король ни до, ни после него не придавал такого значения объяснению и распространению Библии. Король Карл расширил круг действия номинального христианства на огромные территории Европы и оказался первым деятелем, который во времена Каролингского возрождения побудил народ к овладению грамотой и самой разнообразной христианской деятельности.
Христианское движение в союзе с такими правителями, казалось бы, внедрялось в области срединной Европы, заселенной варварами. Но в то же время оно быстро теряло почву под ногами под мощным натиском ислама, когда эта новая религия захлестнула мир с востока через Палестину и Африку и пришла в Испанию. Мусульмане были остановлены военной мощью в битве при Туре в 732 г., и в этих странах большая часть правителей рассматривала силу как единственно реальный ответ на столь всеобъемлющую угрозу. Началась эпоха крестовых походов (1095 – 1291), названная Ральфом Уин – тером «самым массовым и трагически неверным истолкованием христианской миссии во всей истории», направленных на возврат утраченных позиций. Накал крестовых походов постепенно ослабевал, освобождая огромные ресурсы миссионерских сил для выполнения их основной задачи.
Однако нет никаких оснований считать, что в Средние века не существовало истинно миссионерской деятельности. Кельты и ариане проводили замечательную евангелическую работу, приводя в церковь огромное количество варваров. Позже монахи Римской католической церкви сыграли значительную роль в проповеди Евангелия среди варваров. Особое влияние на развитие миссионерского движения оказали бенедиктинцы посредством организации своих миссий в отдаленных районах; но постепенное накопление больших богатств в этом ордене привело его к упадку – не только в плане отвлечения монахов от духовных проблем, но и потому, что их монастыри стали главной целью набегов викингов.
Нападения готов, визиготов (вестготов) и вандалов, приведшие Римскую империю к упадку, оказались чуть ли не кроткими по сравнению с более поздним наступлением викингов. Эти морские воины «стали бичом Англии и всего континента», по словам Герберта Кейна (Herbert Капе). «Их набеги на монастыри и церкви были настолько опустошительными, что какое – то время казалось, будто они грозят уничтожением миссионерства во всей английской церкви». «Ирландский вулкан, извергавший пылкий огонь благовестия в течение трех веков, – пишет Уинтер, – охладел почти до точки остывания». Разрушение монастырей, однако, не уничтожило евангельского свидетельства. «Феноменальную силу христианства», указывает Уинтер, невозможно уничтожить: «победители были побеждены верой своих пленников. Именно монахов обычно продавали в рабство, либо девушек – христианок заставляли выходить за поработителей замуж или становиться их наложницами, что в конце концов оказало свое влияние на северных дикарей». Тем не менее наступление викингов нанесло сокрушительный удар по прочности как кельтских, так и римских традиций на Британских островах и в Центральной Европе.
Уничтожение библейских рукописей в монастырях и церквах отрицательно сказалось на миссионерском движении, но были и другие факторы, которые, несомненно, стали еще большим препятствием благовествованию в Средние века. Церковное руководство на протяжении большей части средневековой истории пребывало в печальном положении. Власть папства еще задолго до этого вызывала нарекания, а в X в. моральное состояние этой власти достигло самой низшей точки. Иногда папы являлись самыми большими негодяями в обществе. Папа Стефан IV (умер в 772 г.) судился со своим усопшим предшественником, посадив труп его в кресло лицом к синоду. Сам же он был посажен в тюрьму, где менее чем через год был убит по приказу своего соперника – католика. Подчас папы, занимая эту должность, открыто совершали аморальные и противозаконные действия. Великая схизма XIV и XV вв., приведшая к избранию двух, а иногда и трех пап, не изменила качественно ни образ папства вообще, ни духовное состояние церковного руководства. [Схизма, или Великий Раскол, – в Западной Европе так называется период 1378 – 1417 гг., когда обострение конфликта папства с рядом стран (Францией, Германией, Англией) привело к одновременным выборам нескольких пап. – Примеч. пер.]
Но если эта политическая форма христианства была слишком занята другими проблемами, чтобы подумать о миссионерском движении, такой же далекой от благовестил оказалась и академическая традиция. Теоретическая, ориентированная на философию теология Средних веков, известная как схоластика, занимала лучшие умы церковных деятелей. Образование перестало ставить перед собой практические цели и сконцентрировалось на проблеме примирения догмы с рассудком. «С неустрашимой уверенностью, – пишет Филипп Шафф (Philip Schaff), – эти занятые умы размышляли о высоких материях, находили спорные вопросы и отвечали на них, пропускали через огонь критики все принятые догмы, чтобы выявить их несгибаемый характер. Это были рыцари теологии… Философия… была их служанкой… диалектика – их мечом и копьем».
Положительным моментом явилось то, что начался процесс очищения церкви. Было предпринято несколько попыток реформировать папство – где – то более, а где – то менее успешно. Произошли значительные реформы в монашестве, что в результате привело к более активному движению в области евангелизации. Реформа Клюни, начавшаяся в 910 г. в аббатстве Клюни в центральной Франции, явилась основой духовного обновления в монашестве. За этими реформами последовало вдохновенное служение Бернарда Клервоского (1090 – 1153). Возникновение цистерцианцев усилило евангелизационную активность в Европе. Однако наибольшего развития римские католические ордена достигли благодаря работе проповедующих монахов, которые оказали значительное влияние на миссионерское движение в церквах к концу Средневековья. Францисканцы (члены ордена, основанного в 1209 г.), доминиканцы (1216), а позже и иезуиты (1534) насаждали церкви и монастыри в Европе и по всему миру.
Средиземноморье
(64) Нерон начинает преследования
(67) Мученичество Петра и Павла
(70) Разрушение Иерусалима
(156) Мученичество Поликарпа
(165) Смерть Иустина Мученика
(203) Мученичество Перпетуи
(303) Диоклетиан начинает преследования
(313) Константин издает Миланский эдикт
(325) Никейский собор влиянием ислама
(340) Ульфила начинает служение у готов
(595) Григорий Великий призывает монаха Августина
(638) Иерусалим
(1095) Начало крестовых походов
(1276) Луллий открывает монастырь на Майорке
(1316) Смерть Раймунда Луллия
Ульфила
Римская империя превратилась в номинально христианскую страну, и живое свидетельство христиан постепенно угасло. Они больше не страдали за свою веру, быть христианином стало модно, и это привело к ослаблению духовного рвения.
Ульфила являлся одним из величайших зарубежных миссионеров ранней христианской церкви. Он служил готам, варварскому племени, находившемуся вне пределов Римской империи, жившему на территории современной Румынии.
В возрасте тридцати лет, проведя почти десять лет в Константинополе, Ульфила был посвящен в епископы для готов – тех, что жили к северу от Дуная за пределами Римской империи. Очевидно, там уже существовали христиане, иначе его не послали бы туда епископом. Тем не менее своей первоочередной задачей он видел благовествование. Его служение было обращено к людям, которые считались варварами, «дикими и некультурными», «грубыми и жестокими, с низким уровнем жизни, часто проживавшими в повозках, потому что они не имели постоянных жилищ».
Сорок лет Ульфила вел проповедническую деятельность среди готов, деятельность, которая шла весьма успешно, но иногда подвергалась преследованиям.
Бессмертным трудом любви, который Ульфила совершил ради готов, стал его перевод Библии на их родной язык. Поскольку у готов отсутствовала письменность, ему пришлось изобрести алфавит. Это был, «возможно, первый или второй случай», по свидетельству Латуретта, «который впоследствии повторился со многими сотнями языков, – обретение ими письменности при помощи христианских миссионеров и перевод на их языки части или полного Писания». Ульфила оказался исключительно старательным и скрупулезным переводчиком и переводил с греческого на готский почти слово в слово, не теряя готских идиом, и готы, равно как и вандалы, носили с собой свою Библию, передвигаясь с места на место по всей Европе.
Раймунд Луллий (Лулл)
Луллий родился в 1232 г. в богатой семье римского католика на острове Майорка. Молодым человеком он отправился в Испанию и служил при дворе короля Арагона, прожигая свою жизнь в оргиях и кутежах. Но прямо посреди такой неблагочестивой жизни он пережил откровение. Однажды пред ним предстал образ. Он увидел «Спасителя, висевшего на Своем кресте, кровь капала с Его рук, ног и лба, а глаза с укором были устремлены на него». Хотя видение его потрясло, Луллий не обратился, через неделю перед глазами возникла та же картина. На этот раз он дал Христу обещание начать новую жизнь, но тут же появились сомнения: «Как могу я, нечестивый и порочный, вступить в святую жизнь?» Именно это чувство вины заставило Луллия отказаться от богатства и знатного положения и посвятить свою жизнь служению Богу.
Он посвятил свою жизнь монастырю – постам, молитвам и размышлениям. Он считал самым полным доказательством любви к Богу, в Которого он верил, жизнь уединенного монаха, совершенно отошедшего от всяких соблазнов мира. Другое откровение привело Луллия к осознанию его ответственности перед окружающими. В своей книге «Древо любви» («The Tree of Love») он говорит об откровении, ставшем его миссионерским призывом: в лесу, наедине с Богом, далеко от мирской суеты, он встречает пилигрима, который, узнав об избрании им уединенного образа жизни, ругает Луллия за эгоизм и призывает идти в мир и нести другим людям весть о Христе. Именно это откровение и подсказало Луллию обратиться к миссионерской деятельности и, в частности, к проповеди сарацинам – самым ненавистным и грозным врагам христианства. «Вижу множество рыцарей, идущих в Землю обетованную морем, – писал он, – думающих, что они смогут захватить ее силой оружия, но в конце они все будут уничтожены прежде, чем смогут овладеть желаемым. Поэтому мне кажется, что нужно… пытаться… завоевать Землю обетованную любовью и молитвами, пролитием наших слез и крови».
Следуя этому откровению, Луллий посвятил много времени изучению арабского языка – девять лет трудов, которые чуть было не пропали даром из – за несчастного случая, едва не погубившего его миссионерскую карьеру. Для помощи в изучении языка он купил раба – сарацина, который, по – видимому, пришел в сильное раздражение от часто повторявшихся доказательств в пользу христианства. Как бы то ни было, однажды он стал ругаться, проклиная Христа. Луллий, потеряв контроль над собой, ударил раба по лицу, а раб в ответ схватил оружие и нанес серьезные раны своему хозяину. За это преступление мусульманин был арестован и заключен в тюрьму, где вскоре покончил с собой, боясь, что его ждет нечто более страшное. Это явилось ударом для Луллия, но еще больше укрепило его решение проповедовать мусульманам Христа.
Луллию было за сорок, когда началась его активная миссионерская деятельность. Позже он вспоминал, на какие жертвы ему пришлось пойти ради этого: «У меня были жена и дети; я был достаточно богат; я вел светскую жизнь. От всего этого я с радостью отказался ради блага людей и ради несения святой веры другому народу». Он отложил значительную сумму денег, чтобы обеспечить жену и детей, а оставшееся – по традиции Франциска Ассизского – раздал бедным.
Миссионерская деятельность Луллия проходила по трем направлениям: апологетика, образование и евангелизация. «Он изобрел философскую… систему, помогающую убеждать нехристиан в истинности христианства; он основал миссионерские колледжи; и сам пошел к мусульманам и стал им проповедовать…» Вклад Луллия как христианского апологета был огромен. Он написал около шестидесяти книг по теологии, большая часть которых адресована мусульманской интеллигенции.
Он стремился установить «парламент религий и желал бы встречи лицом к лицу смелого монотеизма ислама с откровением Отца, Сына и Святого Духа».
Считая нужным вести миссионерское образование, Луллий, по примеру Колумбы, видел в монастырях идеальную учебную базу для будущих евангелистов. Он много ездил, обращался к церквам и политическим деятелям с просьбой поддержать его в этом направлении
Но вскоре он понял, что учить проповедовать – это одно дело, и совсем другое – идти проповедовать самому. Он уже был в порту Генуи, готовый отправиться в Тунис. Его вещи находились на борту корабля, а толпа сторонников готовилась прощаться с ним. И вдруг, в последний момент, «его охватил ужас», как он вспоминает позже; он почувствовал себя парализованным «при мысли о том, что может случиться в той стране, куда он отправлялся. Мысль о пытках или пожизненном тюремном заключении представилась ему так ясно, что он не мог сдержать своих чувств». Его вещи выгрузили, и судно отправилось без него. Почти сразу он раскаялся в своей слабости и решил плыть на следующем корабле, несмотря ни на что. Хотя его лихорадило, возможно, из – за нервного напряжения, он сел на корабль – и так началось его собственно миссионерское служение.
Страхи Луллия относительно миссионерской работы в Тунисе казались обоснованными. Тунис был мощным центром ислама в Северной Африке, много пострадавшим от частых набегов. О крестоносцах вспоминали с ненавистью и горечью. Однако, приехав туда, он не встретил большой враждебности, как того боялся. Он объявил о своем приезде ведущим мусульманским ученым, а затем созвал конференцию, чтобы обсудить достоинства христианства и ислама в сравнении. Луллий пообещал, что если ислам докажет свое превосходство, он примет его как свою веру. Мусульманские лидеры согласились встретиться, и Луллию представилась первая возможность продемонстрировать свои миссионерские методы.
Защищая христианство, он выдвинул доктрину, которая, по Цвимеру, «была до мозга костей ортодоксальной и евангелической», с «малой примесью средневековой теологии и… с еще меньшим количеством римских идей». Основные его доказательства совершенно пригодны и сегодня в спорах с мусульманами:
«Каждый мудрый человек должен признать тот факт, что любая религия, чтобы быть истинной, приписывает величайшее совершенство Высшей Личности и не только развивает достойнейшую концепцию обо всех Его качествах: Его праведности, силе, мудрости и славе, – но и демонстрирует гармонию и равенство, существующие между этими качествами. Но их религия была порочна в том, что признавала только два активных принципа в Божестве – Его волю и Его мудрость, оставляя праведность и величие Бога в бездействии, словно эти качества оказывались бессильными и не приводились в активное состояние. А христианской вере невозможно предъявить обвинения в подобного рода пороке. В своей доктрине о Троице она развивает высочайшую концепцию Божества как Отца, Сына и Святого Духа в одной простой Сущности и природе, в воплощении Своего Сына Бог проявляет ту гармонию, что существует между праведностью Бога и Его величием; а в Личности Христа Он являет истинное единство Творца и творения; в то время как в Своих страданиях, которые Он претерпел ради Своей огромной любви к человеку, Он выявляет далее Божественную гармонию безграничной праведности и снисхождения, в снисхождении Своем ради нас, людей, ради нашего спасения и возвращения в безгрешное состояние совершенства – претерпел все страдания, и жил, и умер ради человека».
Реакция на выступление Луллия в защиту христианства была смешанной. Кто – то принял его доказательства или, по крайней мере, проявил интерес к дальнейшим диспутам, но большая часть его аудитории осталась уязвлена словесной атакой. Неудивительно, что Луллия бросили в тюрьму, где он в ужасе ожидал смертного приговора. Вместо этого, однако, его побили камнями и выслали из страны, но он тайно нарушил этот суровый приказ. В течение трех месяцев он «прятался, как портовая крыса», в прибрежном городке Голетта, «свидетельствуя об Учителе». В отчаянии от отсутствия свободы, он вернулся в Европу, где провел несколько лет в Неаполе, а оттуда отправился во Францию читать лекции и трудиться над созданием книг о своем новом методе, постоянно находясь в поисках добровольцев для планируемой им миссии.
Если мусульмане были первой целью миссионерских устремлений Луллия, то евреи также привлекли к себе его внимание. Двенадцатый и тринадцатый века омрачались страшными примерами проявления антисемитизма. Евреев винили практически во всех бедах общества и в результате изгнали из Франции и Англии – мягкое наказание в сравнении с той политикой, какую проводила испанская инквизиция. То там, то тут раздавались голоса в защиту евреев, и среди них громко звучал голос Луллия. Он устремился к ним с той же любовью, что и к сарацинам, представляя им Христа как их Мессию.
Разнообразная деятельность надолго задержала Луллия в Европе, но в 1307 г., в возрасте семидесяти пяти лет, после пятнадцатилетнего отсутствия он вновь вернулся в Северную Африку – на этот раз в Бугию, на востоке Алжира. Как и в Тунисе много лет назад, он немедленно созвал собрание для публичного обсуждения своей позиции и смело предложил мусульманам сравнить их религиозные воззрения с христианскими. Хотя Луллий старался благовествовать с любовью, его утверждения часто носили обидный характер и вполне могли настроить мусульман против христианства почти так же, как это произошло после походов крестоносцев. В одном из своих доказательств, по утверждению Цвимера, он опирался на десять заповедей в качестве «совершенного закона Божьего, а затем показал из их же книг, что мусульмане нарушают почти каждую из этих заповедей. Другим излюбленным аргументом Луллия в споре с мусульманами было противопоставление семи основных добродетелей и семи смертных грехов только для того, чтобы последовательно показать, насколько лишены мусульмане первых качеств и насколько погрязли в последних!»
И на этот раз публичные дебаты Луллия длились недолго. Его посадили в тюрьму, и в течение шести месяцев стражники «усиленно искушали его… всеми чувственными соблазнами, на какие способен Восток». После тюремного заключения ему запретили находиться в Бугии и он вернулся в Европу. Его карьера миссионера, однако, на этом не закончилась. В 1314 г., когда ему было уже за восемьдесят, он еще раз приехал в Тунис, где его возраст обеспечивал ему определенную защиту. Возможно, с годами он стал мягче, потому что мусульманские власти предоставили ему много больше свободы и он обратил несколько человек. Только тогда он понял, что служение среди мусульман было проигрышной битвой. «Вместо одного сарацина, обратившегося в христианство, – писал он, – десять и более христиан становятся мусульманами».
Несмотря на то что последний приезд Луллия в Тунис оказался успешнее других, он не принес ему того, о чем он мечтал, – венца мученика. На Луллия повлиял дух времени, в котором он жил, и где «в среде францисканцев царила мания мученичества». Умереть, служа Учителю, считалось высшей честью. Поэтому в 1314 г. он не побоялся вернуться в Бугию, чтобы повидаться с небольшой группой обращенных и окончательно испытать себя. «Более десяти месяцев старый миссионер жил тайно, общаясь и проповедуя своим обращенным, пытаясь повлиять на тех, кто не был обращен… Наконец, устав от одиночества и мечтая о мученичестве, он в открытую вышел на рыночную площадь и сообщил, что он является тем самым человеком, которого они однажды изгнали из города… Он говорил с любовью, но смело и прямо… Исполненная фанатичной ярости, возмущенная его смелостью, не в состоянии ответить на его аргументы, толпа схватила его и выволокла за город; там по команде или, по крайней мере, с попустительства властей, 30 июня 1315 г. он был побит камнями» и вскоре после этого умер.
Жизнь и труды Луллия являют свидетельство силы истинного христианства, проявлявшейся даже в самые темные периоды истории церкви. Римская католическая церковь чаще всего либо не замечала этого человека и его устремления к миссионерству, либо осуждала его как еретика. Но он все же остался верным своему призванию, всегда неся личную ответственность за распространение вести о Христе.
Домашнее задание
- Ранние века церкви. Исторический контекст
— Хождение со Христом первых христиан