«Новый миссионер» — так называлась статья о мужчинах и женщинах, посвятивших свою жизнь несению христианства в самые отдаленные и бедные районы мира, появившаяся в журнале «Тайм» в 1982 г. Кто же этот «новый миссионер»? С точки зрения «Тайм», новый миссионер на самом деле не очень отличается от миссионеров прошлых поколений. Они объединены в веках жертвенной преданностью делу распространения Благой вести до края земли.
Однако все же существуют определенные различия между новыми и старыми миссионерами. «Новые миссионеры» — люди намного более искушенные, чем были «старые миссионеры» и, к тому же, более профессионально подкованные. Новых миссионеров все чаще заботят методология и принципы миссионерской стратегии, они лучше знакомы с проблемами роста населения и другой нужной им статистикой, стремятся использовать новейшие достижения техники и, как указал «Тайм», всегда стараются избежать любой тактики, которая бы связывала их с западным империализмом. Они изо всех сил пытаются сохранить яркие культурные традиции народа, которому служат, прежде считавшиеся нехристианскими.
Параллельно со становлением нового миссионера за последние десятилетия достигнуты Значительные успехи в области развития миссиологии, что подтверждается появлением научных журналов, признанных миссионерских школ и впечатляющей деятельностью оперативной и тактической группы перспективно мыслящих миссиологов. Если раньше миссиологами называли горстку передовых директоров миссионерских советов, то сегодня этот термин применим к сотням профессионалов и специалистов, принимающих участие в разработке новых и надежных стратегий миссионерской деятельности. В 1970 г. еще не существовало Американского общества миссиологии, но десять лет спустя, через восемь лет после своего основания, оно уже насчитывало семьсот членов.
Такие люди, как Дональд Макгавран и Ральф Уинтер, внесли огромный вклад в область миссиологии, равно как и Питер Вагнер, проработавший шестнадцать лет миссионером в Боливии. Вагнер написал бессчетное количество книг о миссиях и после активной миссионерской деятельности занимался вопросом роста церквей, являлся членом Лозаннского комитета по всемирному благовестию.
Однако, хотя область миссиологии очень важна, она все же существует лишь как один из многих аспектов современной обширной деятельности на сцене всемирного благовестия. Самой поразительной характеристикой в работе иностранных миссий является
разнообразие применяемой методологии и философии. Такое разнообразие, как ничто другое, обеспечивает миссионерскому движению солидную базу в преддверии XXI в. Разногласия, иногда возникающие по поводу методов и концепций проповеди Евангелия, делают возможным здоровый обмен идеями и позволяют обеспечить более широкую основу для взаимной поддержки. Никто не чувствует себя отверженным только потому, что ни с кем не согласовал свой философский подход к вопросу благовествования. Будь то прямая и открытая проповедь Евангелия или же гуманитарная концепция, а может быть, тайная операция по благовествованию — все варианты возможны в сегодняшнем очень плодотворном и разнообразном миссионерском деле.
Одной из сравнительно недавних разработок в области миссиологии стала концепция «скрытых народов», концепция, широко распространяемая в церквах и миссионерских агентствах такими людьми, как Ральф Уинтер и Дон Ричардсон. Осенью 1982 г., к началу одного из ежегодных заседаний МАЗМ и АЕЗМ, среди почти двух сотен миссионерских агентств, входящих в состав этих двух крупных ассоциаций, было очень мало тех, кто к тому времени не употреблял бы этого термина и не составлял бы планов продвижения к новым границам, с тем чтобы охватить эти «скрытые народы». Эту концепцию с готовностью подхватило молодое поколение миссионерских руководителей, и она быстро стала доминировать в миссионерских организациях с приближением конца XX в.
Рост научно-технического прогресса способствует тому, что миссионерские организации шагают в ногу с современным веком, но человеческие качества людей, в них входящих, изменились очень мало. Сами миссионеры остались sine qua non всемирного благовестия, и сегодня, как и в прошлые века, они являются великими героями и героинями христианского мира, несмотря на все их человеческие слабости.
Дональд Макгавран
Одним из всемирно известных современных миссиологов является Дональд Макгавран, человек, сконцентрировавший свои усилия на таком варианте «церковного роста», который идет намного дальше традиционных концепций массового благовестия, даже когда они поддерживаются дорогостоящими евангелизационными командами и организациями. В течение более полувека он был энергичным миссионером-активистом, полностью посвятившим себя межнациональному благовестию, но его недовольство вызывал устаревший за много веков подход к проповеди Евангелия посредством организации традиционных миссионерских станций. «Его основное убеждение заключалось в том, что для достижения миссионерских целей возможно использование общественных наук. Исследование и анализ происходящих процессов могли привести в результате к устранению препятствий для роста церквей. По сути дела, он является Апостолом церковного роста». Так говорит Артур Глассер, по праву считающийся ведущим стратегом миссионерского движения. Церковный рост сам по себе, являясь в основном благовестием, исходящим от церкви, может показаться не вызывающей противоречий темой. Но Макгавран привнес новое направление в эту тему, что и поставило его в самый центр жарких дискуссий. Большая часть споров о миссионерской стратегии в последние десятилетия концентрировалась именно вокруг его идей. «Его восхваляли и проклинали, — говорит Дейвид Аллен Хаббард, — но никогда не оставляли в тени».
Макгавран, сын и внук миссионеров, родился в Индии в 1897 г. Однако, несмотря на живой пример перед глазами, миссионерская деятельность не стала для него само собой разумеющимся выбором. Вначале он восстал против мысли о пожизненно финансируемой жизни миссионера. «Мой отец сделал достаточно для Господа, — рассуждал он. — Пришла пора мне объявить перерыв и заработать немного денег для себя». Его студенческие годы в Бутлеровском университете оказались относительно бессобытийными. Как староста старшего курса и страшный спорщик, он обладал всеми отличительными признаками человека, которого ждет успех, и мечтал сделать карьеру в области юриспруденции. Но все это было до того, как Дональд отдал свою жизнь Христу и СДД привлекло его в свои ряды. Теперь мечты юноши изменились. После Богословской школы в Йеле на вечере в СДД он встретил свою будущую жену, женился и отправился в Индию, а затем повел бурную, деятельную жизнь, полную приключений. Однажды он даже отразил нападение раненого тигра, а в другой раз — дикого кабана, «почти единовластно проконтролировал течение эпидемии холеры», взбирался на Гималаи, пробирался через джунгли на отдаленных островах на Филиппинах, проводил семинары по всей Африке, снял фильм и написал более десятка книг. Пенсия, однако, в его планы не входила. В 1973 г., в возрасте семидесяти шести лет, он написал три книги, преподавал и работал над исследовательскими проектами, явно не имея намерений сбавить скорость. В последующие годы он продолжал трудиться в том же лихорадочном темпе. В 1983 г. в одном и том же месяце он совершил две разные поездки в Индию и Японию, проведя там семинары.
Миссионерская карьера Макгаврана началась в Харде, Индия. Он служил директором миссионерской школы под руководством Объединенного христианского миссионерского общества. Позже он занимал другие должности, имевшие отношение к медицине и образованию, а также принимал активное участие в переводческой и проповеднической работе. В середине 1930-х его миссионерская работа была временно прервана в связи с дальнейшим обучением в целях повышения квалификации. Тогда он получил степень доктора в Колумбийском университете.
Его миссионерский труд, сосредоточенный на Индии, продолжался еще два десятка лет, и именно в этот период он всерьез заинтересовался изучением феномена массовых движений, а к середине 1950-х его миссия начала использовать опыт Макгаврана для более широкой деятельности. Опыт его практической работы и ненасытная жажда знаний, побуждавшая его учиться у других миссионеров, дали ему возможность осознать необходимость здоровой, хорошо обоснованной миссионерской теории. Он отдал всю свою энергию развитию этой дисциплины. Макгавран давно понял, что большая часть выполняемой миссионерами работы не приводила к ощутимым результатам в деле всемирного благовес-тия. Именно поэтому он стремился исследовать и развить новые концепции миссионерской стратегии. В это время в различных христианских учреждениях он начал обучать практикующих миссионеров, а в 1961 г. основал Институт церковного роста, с которым судьба связывала его более двух десятков лет.
Как и Кен Стрейчен, Макгавран изучал деятельность многих проповедников с тем, чтобы найти принципы и методологию, могущие привести к значительному росту церкви. Не осталось ни одного неизученного им метода или тех, что остались бы вне тщательного научного исследования. Даже «Глубинное благовестие» Стрейчена подверглось испытаниям. «Тщательное исследование, проведенное на примере нескольких латиноамериканских республик, — по словам Питера Вагнера, — не могло доказать причинно-следственных отношений, возникших в результате одногодичных кампаний «Глубинного благовестия», которые приводили бы к увеличению роста церквей». Макгавран и его ученики считали ключевым фактором в оценке эффективности миссионерской методологии вхождение в лоно церкви новообращенных людей, а не количество принятых «решений» обратиться к Христу. По этой причине традиционные методы проповеди Евангелия проходили определенные испытания. Если массовое благовестие приводило в результате к росту церкви, Макгавран старался понять, почему возникал этот рост, и применял только те принципы, которые находил эффективными.
Именно благодаря работе Института церковного роста исследования в области миссиологии развивались шире и полнее, чем где-либо или когда-либо еще в истории христианской церкви. В Северо-Западном христианском колледже в Юджине, штат Орегон, он основал институт, начав обучение в 1961 г. с одного студента. В 1965 г. институт переехал в Пасадену и Макгавран стал деканом-учредителем Школы всемирной миссии в Теологической семинарии Фуллера. В последнее время более ста бывалых миссионеров (со своей бесценной проницательностью и интуицией) ежегодно проходят через эту школу, и самые лучшие миссиологи мира преподают в ней и участвуют в исследованиях. Самое большое впечатление на теоретиков миссионерского движения произвело его современное научное мировоззрение. «Дональд был целеустремленным человеком до мозга костей. Он имел дело с принципами, а не с методами. Методы либо принимались, либо отвергались… на основании того, что давало практически полезные результаты и что он называл «неистовым прагматизмом». Его главным орудием стали исследования».
Из этих исследований Макгавран вывел не только то, что традиционные методы массового благовестия мало что дают реальному росту церкви, но и ту идею, что главный бросок всего XIX в. и большей части XX в. происходил в неверном направлении. Традиционный подход, взятый на вооружение миссионерскими станциями, доминировавшими почти два века, просто не благоприятствовал спонтанному расширению, характеризовавшему достижения ранней церкви. Хотя миссионеры работали изо всех сил, чтобы установить национальные церкви, христианство продолжало ориентироваться на миссионерские станции, как средоточие своего движения. «У этих церквей на миссионерских станциях, — пишет Макгавран, — отсутствуют признаки качества, необходимые для роста и размножения». Основная причина заключается в том, что обращенные часто отрываются от своих прежних социальных связей и общаются только с другими христианами из соседних миссионерских станций. Обычно они чувствуют себя «несравненно превосходящими своих необращенных родных» и, таким образом, имеют весьма ограниченное влияние на них ради благовестил. В результате непреднамеренно и принципиально неправильно возникает новое племя, новая каста изолированных от общества людей. Он заметил также, что обращенные в таких случаях чаще ожидают от миссионерской станции своего трудоустройства и социального обеспечения, а иногда «быстро приходят к заключению, что если больше народа станет христианами, то ресурсы миссии истощатся», и поэтому «фактически отговаривают потенциальных христиан от возможного обращения».
Где же тогда искать ответ? Народные движения, по словам Макгаврана, это движения целых племен или «однородных образований» к христианству. Такие «массово-индивидуальные» обращения скорее, чем индивидуальные обращения, по мнению Макгаврана, могли бы стать намного более продолжительными и постоянными факторами реального церковного роста. Такие движения происходили в прошлом, но «их редко искали или желали». В Индии, например, по большей части такие движения фактически встречали «сопротивление со стороны руководителей церквей и миссий, где они происходили», отчасти из-за «предпочтения, отдаваемого Западом индивидуальным решениям», а не «общим решениям».
Нет сомнения в том, что самый противоречивый аспект в концепции Народного движения Макгаврана, названный принципом однородной единицы (Homogeneous Unit Principle), получил еще большее распространение после его выступления с докладом на пленарном заседании Лозаннского конгресса в 1974 . Идя против течения сильной идеологии целостности, он утверждал, что расовое сознание должно рассматриваться не как негативный фактор, а скорее как позитивный в процессе всемирного благовестия. «Нет ничего хорошего в утверждении, — настаивал он, — что племена не должны иметь расовых предрассудков. Они имеют их и гордятся этим. Это можно понять и нужно использовать как вспомогательное средство для христианизации». Очевидно то, что Макгавран не защищал расовые предрассудки. Он горячо выступал против них. Но он настаивал на том, что освобождение от расовых предрассудков не является предварительным условием для того, чтобы стать христианином. Он определил два «этапа христианизации»: «ученичество» и «совершенствование». Первый этап включает в себя обращение в христианство, а второй — рост в христианской жизни. И только на втором этапе, считал он, можно прийти к настоящему прогрессу, ведущему к искоренению расовых предрассудков.
Одним из самых пылких критиков Макгаврана был Джон X. Йодер (John Н. Yoder), теолог-анабаптист, который подверг сомнению добросовестность исследований Макгаврана. «Я бы подумал, что миссионер фальшивит, — утверждал он, — если бы он сказал мне после крещения, что я должен любить черных, тогда как он не хотел говорить мне об этом раньше». «Если мы не говорим, что христианская церковь изначально является целостной и нераздельной общиной, — спрашивает он, — какой властью станем мы позже агитировать за движение к целостности?» Макгавран отвечал, что требование любви и предложение межнационального брака являются двумя разными вещами.
Другим критиком макгаврановского принципа однородной единицы является Рене Падильи, латиноамериканский миссиолог. По его мнению, однородная единица есть «суррогат христианства» и сама по себе греховна: «Идея заключается в том, что людям нравится общаться с представителями собственной расы и класса, и мы должны насаждать отдельные церкви, которые, несомненно, станут расти много быстрее. Нам было сказано, что расовые предрассудки «можно понять и нужно использовать как вспомогательное средство для христианизации». Никакие маневры по толкованию никогда не смогут привести такой подход к согласованию с ясным учением Нового Завета по отношению к вхождению человека в тело Христово…»
Несмотря на свои плодотворные труды и новаторские идеи, Макгавран оказался в центре сражения за миссионерскую стратегию. Критики «обвиняли его в преувеличении значения количества за счет качества; считали, что его чрезмерная озабоченность спасением душ позволяет забыть об удовлетворении человеческих нужд; ругали за неразборчивое стремление к церковному росту, и за слепоту к нуждам социальной справедливости, и за зависимость от человеческих усилий вместо упования на Духа Святого».
Макгаврана, по словам Артура Глассера, «цитируют намного чаще», и о нем «спорят намного жарче, чем о ком-либо другом в миссионерской области сегодня». Он «совершенно расстроил старую, традиционную и в основном непродуктивную миссионерскую методологию, которая преобладала в миссионерском движении… до 1955 г.» Его достижения не столько в правильности ответов на вопросы, сколько в остроте их постановки, в апостольском рвении, с которым он нарушил порядок общепринятых ответов, и в том. что он более других поднял изучение проблем миссий с уровня курсов для начинающих в нескольких христианских школах до уровня изучения этого вида движения на широкомасштабной и профессиональной основе во всем мире.
Ральф и Роберт Уинтер
Миссии — это вся его жизнь. И не только его, но и жизнь Роберты, являвшейся полноправным партнером в его работе, и жизнь каждой из их четырех дочерей и их мужей, отдавших свои жизни этому же делу. Если кого и можно назвать всемирным миссионерским деятелем, стратегом, ученым, организатором, новатором, инициатором и энтузиастом, так это Ральфа Уинтера. Впрочем, он сам не принял бы такой характеристики, но действительно трудно выделить кого-нибудь другого, кто участвовал в большем количестве аспектов миссионерской деятельности, чем он. Именно на него ссылаются некоторые из самых больших новаторов и людей-провидцев в современном миссионерском движении.
Ральф Уинтер родился в Лос-Анджелесе в 1924 г. Кроме лет, проведенных в школе или за границей, остальное время, начиная с двухлетнего возраста, он прожил в родном доме. Хотя его родители были руководителями поместной пресвитерианской церкви, глубочайшее воздействие на их (и его) жизнь в те ранние годы оказало Международное общество христианских устремлений, которое и по сей день является самым большим христианским молодежным движением в мире. Такое евангелическое и межконфессиональное прошлое сильно влияло на него в последующие годы.
После школы Ральф поступил в Калифорнийский технологический институт, чтобы приобрести специальность инженера. Его отец, отвечавший за систему шоссейных дорог в Лос-Анджелесе, весьма преуспевал в этом деле, и казалось совершенно естественным, что Ральф последует по его стопам. Но карьера инженера не состоялась. После окончания института, отслужив на флоте, он продолжил свое образование до тех пор, пока не получил степень доктора Корнеллского университета и степень по теологии Принстонской теологической семинарии.
Еще не завершив образования, Ральф женился на Роберте Хелм (Roberta Helm), которая только что закончила курсы медсестер. С самого начала это был брак, основанный на взаимных интересах и общих идеях. Роберта занималась вместе с Ральфом, когда он учился в аспирантуре, а когда они вместе начали свое служение для одной из групп индейцев майя в Гватемале, их взаимоотношения строились на основе равноправного сотрудничества.
После десяти лет миссионерской работы в Гватемале Уинтер, по приглашению Макгаврана, стал преподавать в Школе всемирной миссии Фуллера. В этой работе таились большие возможности для него, и он произвел неизгладимое впечатление на сотни бывалых миссионеров, проходивших обучение в школе.
Решение уйти из Школы Фуллера далось ему нелегко, но через десять лет, в 1976 г., он вместе с Робертой отказался от обеспеченной жизни, высокой заработной платы и престижной должности и без всякой финансовой поддержки основал Американский центр всемирных миссий. Вместе с горсткой малоизвестных миссионеров он ухватился за возможность приобрести в собственность студенческий городок в Пасадене. «Они решили, что этот городок будет идеальной базой для привлечения тех, кто имеет своей целью охватить неохваченных. Стоимость этого участка оценивалась в 15 миллионов долларов. У них на руках было 100 долларов».
За годы, прошедшие со времени основания, АЦВМ неоднократно «сталкивался с угрозой лишения права выкупа закладной» и, «казалось, был обречен на смерть от долговых обязательств», как вдруг «деньги прибывали в самую последнюю минуту». Но центром средоточия их борьбы никогда не являлся выкуп закладных. Центром их внимания всегда оставались те 17 000 народностей, более двух миллиардов человек, у которых все еще отсутствовала христианская церковь. АЦВМ стал «средоточием энергии», объединившим более трехсот работников из шестидесяти четырех миссионерских агентств, связавшим деятельность этих агентств вместе с работой церквей и студенческих организаций.
Центр является в основном совместным «генератором идей», куда миссионерские агентства отправляют людей, работающих вместе в исследованиях и сборе необходимых средств для охвата «скрытых народов». «Там нечто большее, чем просто творческий гений его директора, — пишет специалист христианского общества «Интер-Варсити» Дейвид Брайант. — Исходя из моих ощущений, величайшим призванием Центра является сбор эталонов веры объединенными в нем первооткрывателями (Уинтер — один из них), чье рвение о славе Божьей обновляет веру многих (включая меня) в том, что Бог может и будет делать через Своих людей ради вселенского дела Христа». Брайан сравнил Центр с городом Ривендейл из «Властелина колец» Толкиена: «Это место, где рождаются видения, где хрупкие мечты становятся реальностью, где планы битв можно разложить заново для грядущих больших битв, и вера обновляется, укрепляясь окончательным и неизбежным успехом».
Однако Центр — не единственное порождение «плодотворного ума» Уинтера. Он активно участвовал в создании Библиотеки Уильяма Кэри (издательства, специализирующегося на книгах о христианских миссиях), Американского общества миссиологии, организовал курсы Заочного теологического образования, Приграничное братство и Международный университет Уильяма Кэри.
То влияние на миссионерское движение, что оказывала чета Уинтеров, отчасти объясняется их образом жизни. Они придерживаются того, что Ральф называет «жизнью в военной обстановке» и что не следует путать с «простым» образом жизни. «Жизнь в военной обстановке, — по словам
Ральфа, — может быть более дорогой или менее дорогой, но не простой. Если человек сидит в траншее и питается отличным пайком, он не потребляет много денег, но пилот, летающий на боевом самолете, может использовать до 40 000 долларов в месяц только на свою дорогостоящую технику. Другими словами, во время войны никого не судят по образу жизни. Важно, чтобы успешно выполнялась сама работа».
Уинтеры лично демонстрируют такой образ жизни. В то время как в своем офисе они используют новейшие достижения в области компьютерной техники и прибегают к помощи дорогостоящей связи, чтобы обеспечить ускоренное решение срочных проектов, Ральф водит автофургон «Додж» 1965 г. выпуска, прошедший уже третий цикл в сто тысяч миль, и его часто видят в одном и том же синем спортивном костюме, который он приобрел на деньги из фонда компании.
Через многочисленные свои организации и личные контакты Ральф побудил многих людей к развитию идей о наиболее глубоком продвижении дела всемирного благовестия, и это уже само по себе является его величайшим вкладом. Такие люди, как Дон Ричардсон, например, выражают ему свою глубокую признательность за то, что он проявлял к их работе неподдельный интерес и оказывал всяческую поддержку задолго до того, как они сами стали всемирно известными деятелями.
Дон Ричардсон
Одним из наиболее интригующих теоретиков практической миссионерской деятельности на Западе сегодня является Дон Ричардсон. Он написал книги: «Дитя мира», проданную тиражом почти в 300 000 экземпляров и ставшую книгой месяца журнала «Readers Digest», и «Властители земли», проданную тиражом около 100 000 экземпляров. Автор приводит множество свидетельств трудностей благовестия в условиях нескольких культур, с которыми сталкиваются простые христиане. Пожалуй, больше чем любой другой миссионерский деятель в Америке, он понятен и простым христианам, и ученым. Его принцип «аналогии искупления» — «применение духовной истины к местным традициям» — вызвал значительные споры в миссиологических кругах при первом же его упоминании на семинаре в Далласской теологической семинарии в 1973 г. С тех пор влияние Ричардсона многократно увеличилось, благодаря написанным книгам и статьям, конференциям, фильму «Дитя мира» и его связям с Американским центром всемирных миссий в Пасадене.
Дон ответил на призыв к миссионерскому служению в 1955 г., в возрасте двадцати лет, во время богослужения в Библейском институте Прерии. To был не туманный призыв идти «куда-нибудь», но очень конкретное предложение отправиться служить племени охотников за головами в Нидерландской Новой Гвинее, где жили первобытные дикари. Этот призыв, исходивший из уст семидесятиоднолетнего Эбенезера Вайна, принадлежащего организации «Регионы за пределами миссионерского союза», слышали и другие присутствовавшие на этой встрече. Большая часть выпускников Библейского института Прерии отправлялась на служение в различные миссии. И в тот день среди студентов, разделивших решение Дона ехать с миссией, была Кэрол Содерстром, «миловидная блондинка» из Цинциннатти, Огайо, которая через пять лет стала его женой.
В 1962 г., завершив курс обучения в Летнем институте лингвистики и дождавшись рождения своего первого малыша, Дон и Кэрол отплыли в Новую Гвинею, где начали работать вместе с другими миссионерами РПМС, пока им не поручили работу с племенем Sawi, одним из немногих племен, сочетавших каннибализм с охотой за головами и идеализировавших предательство! Но не только люди в племени возбуждали страх. Сама земля была воплощением ужаса, что так живо описывает Дон: «Джунгли стояли плотной стеной, упираясь в небо, окружая свободное пространство, словно создавая арену для предстоящей схватки… Первозданность места будто насмехалась надо мной. Что-то в атмосфере этого уголка, казалось, говорило мне насмешливо: «Я не как твои ручные управляемые канадцы. Я — путаница. Я — слишком густая, чтобы через меня можно было пройти. Я — горячая, душная и пропитана дождем. Я — жидкая грязь по колено, колючки и шипы в шесть дюймов. Я — гадюка со смертельным жалом, кровососущие насекомые и крокодилы. Я — малярия и дизентерия, глисты и гепатит»». В это страшное место казалось немыслимым везти жену и семимесячного ребенка, но Дон никогда не сомневался в своем призвании.
Если страх предательства и болезней таился в подсознании Дона и Кэрол, то страх оказаться неспособными изучить язык этого племени был вполне конкретной и осознанной преградой. Девятнадцать времен у каждого глагола и очень сложная лексика просто напугали миссионеров. «В английском вы открываете глаза, сердце, дверь, консервы или что-либо другое, и все это обозначено одним барабанным глаголом «открывать». Но у сауи Bbifagadon ваши глаза, anahagkon ваше сердце, tagavon дверь, tarifan консервы и dargamon способность слушателя понимать». Хотя Дону часто казалось, что скоро «в его мозгу произойдет короткое замыкание», все же он сумел сохранить темп занятия языком от восьми до десяти часов в день и скоро прекрасно овладел языком сауи. Он относился к своей задаче как к «великому приключению»: «Я часто чувствовал себя так, как должен чувствовать себя математик, когда решает задачи и открывает новые формулы, вначале работающие как магия».
По мере того как Дон учил язык и знакомился с людьми, он с готовностью старался понять те препятствия, с которыми столкнулся в попытке довести до их сознания понятие христианства. Пропасть, отделявшая его собственное библейское христианство от порочного джунглевого предательства сауи, была слишком широкой. Как им понять любящего Спасителя, Который умер за них? «В их глазах не Иисус, а Иуда становился героем Евангелия. Иисус же был просто глупцом, над которым все смеялись». Барьер на пути общения казался непреодолимым, пока Дон не обнаружил аналогии искупления, которая указывала на Воплощенного Христа намного яснее, чем любой отдельно взятый библейский отрывок. Дон нашел то, что можно было бы назвать концепцией «дитя мира», взятой из жизни сауи.
Дона с самого начала его проживания среди сауи сильно тревожила их воинственная природа. Несмотря на все старания, он не смог предотвратить пролития крови жителями трех племенных деревень, находившихся недалеко друг от друга. Дон винил себя: «Я пришел к заключению… что Кэрол и я ненамеренно лишили все три деревни сауи взаимной изоляции, в которой они нуждались для жизни в относительном мире, потому что мы привлекли их к совместной общине. Из этого следует, что ради блага этих людей мы должны их покинуть. Это горькая пилюля, но я знаю, что без нас они бы рассыпались по глубоким джунглям и на их земле наступил бы мир».
Сауи так расстроились из-за предполагаемого отъезда Дона, что встретились на особом племенном заседании и затем объявили ему, что на следующий день собираются помириться. Вдохновленный таким поворотом событий, Дон с нетерпением ждал следующего утра. Вскоре после этого начался удивительный ритуал примирения сауи. Дипломатическая процедура, очень редко использовавшаяся, явилась глубочайшим эмоциональным переживанием. Каждая из воюющих деревень должна была поменяться друг с другом своими маленькими детьми. Сколько жили эти дети, столько сохранялся мир. Решение об избрании семей, из которых брались дети, было болезненным делом. Матерей маленьких детей объял страх, когда они поняли, что происходит. Наконец один молодой человек схватил своего единственного ребенка, побежал в сторону врагов и сам, своими руками отдал сына одному из них. Взамен этого ребенка племя получило другое дитя, и мир восстановился. Этот мир, основанный на доверии, казался Дону элементом, отсутствовавшим в культуре сауи. Но они «нашли путь доказать свою искренность и установить мир… В среде сауи любые проявления дружеских чувств казались подозрительными, кроме одного. Если человек действительно отдавал своего собственного сына своим врагам, этому человеку можно было доверять!» Именно эту аналогию Дон использовал в своем благовестии, чтобы показать сауи сущность жертвы Бога-Отца, когда Он отдал за людей Своего Сына.
Одна лишь аналогия «дитя мира» не могла разрешить всех коммуникационных барьеров, отделявших людей от христианства. Нужно было найти другие аналогии, и Дону и Кэрол предстояло еще вынести множество испытаний и переживаний. Но через их терпеливый труд сауи постепенно поворачивались к христианству. Племя было готово пережить неизбежную «культурную дезориентацию», которая вскоре обрушилась на них наплывом нефтяного, лесного и горного производств, а также усиленной иммиграцией населения с других островов Индонезии. Дон и Кэрол помогали сауи не только в обретении веры. Как медсестра, Кэрол обслуживала около 2500 пациентов в месяц, в то же время обучая людей основам гигены и профилактической медицины. Дон с помощью Кэрол перевел Новый Завет и научил сауи читать. И все же они старательно избегали любой попытки в корне изменить культуру сауи, кроме тех случаев, когда она совершенно очевидно являлась фактором саморазрушения нации.
К 1972 г., через десять лет их служения среди сауи, многое изменилось. Дом, который использовался для встреч с христианами, был расширен в два раза, и побуждаемые Доном сельчане согласились построить большое здание куполообразной формы, в котором могла разместиться по меньшей мере тысяча человек. Он должен был стать «домом мира, в котором прежние враги» могли «сидеть вместе за столом Господа, и домом молитвы для племен… без Божьего Слова». Здание освятили летом 1972 г., и оно считалось самым большим зданием в мире круглой формы, сделанным полностью из необработанных шестов.
Завершив перевод Нового Завета, Ричардсоны оставили сауи под присмотром их собственных церковных старейшин, а также Джона и Эстер Миллз (John and Esther Mills), другой миссионерской четы. А сами они переселились к другому племени, чтобы помочь еще одной миссионерской паре с анализом языка племени, называемого аиуу. В 1976 г. (продолжая активное сотрудничество с РПМС) Дон начал преподавать в Американском центре всемирных миссий в Пасадене, где стал директором курса по изучению народов, живущих племенами. Здесь его упор на теорию «аналогий
искупления» нашел самый живой отклик и признание, и к нему присоединились другие миссионеры в подобной попытке разработать более эффективные способы проповеди Евангелия среди племенных народов.
В своей второй книге «Властители земли» Дон развил дальше концепцию аналогий искупления в отношении миссионерского служения Стена Дейла среди племени яли в Западном Ириане. Стен и его коллега Фил Мастере работали без устали, чтобы охватить благовестием это свирепое племя каннибалов, и к 1966 г. около двадцати человек из племени яли обратились к вере. Однако большая часть племени рассматривала христианство как нависшую над ними угрозу, и почти сразу двоих из новообращенных убили жрецы духов яли. Два года спустя Стен и Фил тоже погибли от внезапного нападения на них воинов племени яли.
«Это племя, как никакое другое, нуждалось в предвосхищающем Христа веровании, к которому за помощью мог бы обратиться миссионер», — писал Дон. Поэтому вместе с другим миссионером он «провел несколько запоздалую «культурную пробу», чтобы побольше узнать об обычаях и верованиях племени яли». Только тогда они обнаружили аналогию искупления, связанную с традицией яли, — наличие у них своеобразных убежищ, состоящих из круглых каменных стен, где человек племени находился в безопасности даже от самого ужасного врага. Построив свое благовестие на основе традиции яли, которую обнаружил Дон, миссионеры теперь могли провести параллель между местными убежищами, традиционными для культуры племени яли, и городами-убежищами древних израильтян. После обнаружения такой аналогии стало намного легче объяснить людям идею об искуплении, представленном в лице Христа как «совершенное место убежища». Многие люди из племени яли в последующие годы обратились в христианство.
Самым блестящим и талантливым произведением Дона явился его исторический труд «Вечность в их сердцах», рассказывающий о народных движениях к христианству. Одним из наиболее интересных открытий, сделанных за время его исследовательской работы, явилась мысль о том, что подавляющее большинство (по некоторым подсчетам до 95 процентов) народных религий во всем мире признают «одного великого духа» как творца и создателя. Объясняя это феноменальное открытие, Дон обращается прямо к Деян. 14:16,17, где говорится о Боге-Творце, Который «не переставал свидетельствовать о Себе». Бог открыл Себя в обобщенном образе даже самым отдаленным и примитивным племенам, и Дон призывал других миссионеров строить свои сообщения о Благой вести на основе этого единого откровения. Своими исследованиями он доказал, что миссионеры, соотносившие христианство с уже имевшейся у каждого народа концепцией Бога-Создателя, гораздо успешнее проповедовали благовестие. Миссионеры, отказавшиеся признавать племенное имя, употреблявшееся для обозначения фактически Бога, обычно встречали незначительную ответную реакцию на свое благовестие.
Итак, неужели Дон предполагает, что достижение цели оправдывает все средства? Если стратегия работает, можно ли воспользоваться ею, не проверяя, соответствует ли она сущности Писаний? Нет, смысл миссиологических принципов Дона Ричардсона заключается совсем не в этом. Именно его сильная зависимость от библейских принципов и является отчасти тем, что выделяет его как современного миссиолога. Все его принципы строятся на основе Библии. Они не новы. Они такие же древние, как само Писание. Таким образом, его главный вклад в дело миссиологии оказался открытием заново тех самых методов, которые использовали апостол Павел и другие благовестники, и дальнейшим применением этих методов к современным находкам в области изучения человека. Например, его вера в то, что миссионеры должны искать и использовать местное наименование Бога, имеет «апостольскую печать одобрения». Апостол Павел явно относился
без предубеждения к использованию греческого термина theos для Бога, хотя именно это слово употребляли язычники, которых он искал обратить. Итак, методы благовестия и принципы, вполне уместные тогда, когда всемирное миссионерское предприятие было впервые запущено в действие из Иерусалима в I в. н. э., все еще применимы и сегодня для Поручения идти «до края земли», которое еще предстоит исполнить. Возможно, следует отметить тот факт, что открытие Доном заново этих извечных методов и принципов произошло в том самом месте, которое вполне можно рассматривать как самый край земли — Западном Иране.